Название: Буря мглою небо кроет
Автор: Лис с серебристым мехом
Бета: Lexandrix D-Cross
Размер: миди, около 14000 слов
Пейринг/Персонажи: Клим Песоцкий, Василий Песоцкий, Алексей Мухин, Алевтина Мухина и другие
Категория: джен
Жанр: бытовая мелодрама
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: – Не вой! – рявкнул Клим негромко, но решительно. – Хочешь Уэсу помочь?
– Да! Что угодно сделаю.
– Тогда, как только я закричу: «Десантура идет!» – начинай орать. Но не так, словно тебя режут, а так, словно ты сейчас изнасилуешь всех этих козлов в особо извращенной форме.
– Я не хочу их насиловать, – Муха даже испугался.
– Надо, Муха. Надо.
Клим улыбнулся – и шкваркнул пустой бутылкой о стену.
Примечание: Фик написан как продолжение песни «Мой брат Каин» группы «Наутилус Помпилиус». Автору всегда было интересно, как там дальше развернутся события.
читать дальшеСон Климу снился самый обычный – его, связанного по рукам и ногам, били «духи». Отличие от предыдущих снов имелось только одно. В этот раз духи были вооружены молотками и били в основном по голове.
После особо болезненного удара Клим резко дернулся – и проснулся.
Голова раскалывалась, что, впрочем, было неудивительно после вчерашнего. Клим взглянул на старые ходики, висевшие на стене, – они показывали пять минут четвертого. Похоже, дня, а не ночи, если циферблат удается различить…
Клим застонал, но почти сразу же замолчал. Мамы нет, а малого и его телку радовать незачем.
Клим полежал несколько минут, собираясь с силами. Потом резко поднялся, влез в тапки и, пошатываясь, вышел в прихожую.
В нос сразу же ударила мерзкая рыбная вонь. Чертыхнувшись, Клим открыл кухонную дверь и увидел малого, стоявшего у плиты.
– Ч-что за х-хрень ты ж-жаришь? – Язык слушался с трудом.
– Котлеты, – ответил малой, не поворачиваясь.
– Эт-то не кот-тлеты, а тошнилово!
– Это котлеты. Из скумбрии. Ирина приготовила. Они вкуснее, чем из трески. Кажется, что тресковые котлеты сделаны из манной каши, сваренной на рыбном бульоне. А у скумбриевых хотя бы вкус есть.
– И вонь. – Возражал Клим исключительно из личной вредности. Если бы такая телка, как Ирина, готовила для Клима, он, наверное, и подошвы бы ел. До сих пор не верилось, что тихоня Васька отхватил настолько шикарную шмару, которая к тому же пылинки готова была с него сдувать. А на Клима – ветерана войны, между прочим! – Ирина смотрела как на мебель – старую, но, увы, необходимую.
– Ну, на вкус и цвет товарищей нет. – Малой пожал плечами. – Есть будешь? Котлеты скоро пожарятся.
– Не, не хочу. Я вчера в «Алых парусах» поел.
– Ты там еще и ешь? – Васька поднял брови, став удивительно похож на маму. – Какая неожиданность.
– Да, ем. – Клим почувствовал, что начинает звереть. – И получше, чем ты, между прочим!
– Не сомневаюсь. Мой жизненный план сильно отличается от твоего и стоит дешевле.
Клим ругнулся про себя. Спьяну он проболтался малому о грузе, который привез из Афгана. Васька, разумеется, изогнулся как конек-горбунок и стал корчить из себя высокоморальную цацу. Антисоветчик хренов! А Клим не для себя старался, между прочим. Хотел маме справить соболью шубку. Мама всегда о такой мечтала. А еще – свозить маму в Крым, в Сочи, в Ленинград и дворцы в его окрестностях – мама очень интересно о них рассказывала. Кто же знал, Господи, кто же знал…
Клим застонал. Он, конечно, почувствовал неладное, когда в письмах мама перестала отвечать на его вопросы и лишь мило щебетала о том, как у нее и у Васеньки все хорошо. Но даже вообразить не мог, что эти письма мать сочиняла в онкологии городской, будь она неладна, больницы в перерывах между химиотерапиями. А еще мама строго-настрого приказала малому до последнего врать брату и отправлять ее письма раз в месяц, даже когда…
Клим узнал, только когда дембельнулся. И теперь жил в гостиной, где еще совсем недавно спала мама. Васька поселился в комнате, которую братья раньше делили на двоих.
– Ладно, пожру, – бросил Клим сквозь зубы и сел за стол.
– Тарелку возьми, – сказал малой, не оборачиваясь. – Здесь слуг нет.
– Ага. – Клим достал из буфета тарелку и вилку, потом заглянул в холодильник. Как ни странно, там обнаружилось полбутылки портвейна. Клим поставил бухло на стол, а затем достал из шкафа два фужера.
– Мне не надо, – сказал малой, не оборачиваясь. – Нельзя.
– С каких это пор ты трезвенником заделался? – До отъезда Клима Васька не пил вообще – был тихим, вежливым и хорошо воспитанным мальчиком. Вернувшись домой, Клим был неприятно удивлен, обнаружив, что малой начал бухать. Не совсем всерьез, конечно, но все равно очень прилично. И как только Ирина его терпит!
***
Но она терпела – совсем как мама терпела отца, когда тот с приятелями – седыми, страшными и краснолицыми – садился на кухне, пил самогонку и что-то кричал громким сиплым голосом. Васька был совсем мелким и ничего не понимал, а Клим боялся отца и его дружков и бежал к маме за помощью.
– Не бойся, солнышко, – говорила мама ласково. – Папе сейчас очень больно. Он покричит немного – и успокоится…
Так и происходило. На следующее утро друзья уходили, а отец снова становился самим собой – молчаливым и отстраненным.
Так и получилось, что, думая об отце, Клим обычно вспоминал его нечастые пьянки – и еще похороны.
Людей пришло немного, и почти все были бедно одеты, седоволосы, краснолицы и хриплоголосы.
На кладбище совсем еще мелкий Васька смеялся: ему подарили игрушку – большой пластмассовый грузовик. А Клим стоял как пришибленный – не мог поверить, что отца больше нет и никогда уже не будет.
Когда гроб засыпали землей и могилу полностью обустроили, к маме подошла жуткого вида старуха. Ее пальто выглядело так, словно было найдено на помойке, а на лице алело большое страшное пятно.
– Не плачьте, Вера Андреевна, – просипела она. – Сташек сейчас в раю в ангельском хоре поет. Хороший был человек! Там ему лучше, чем здесь.
– Я знаю, Ядвига Сигизмундовна, – ответила мать, стараясь скрыть слезы. – Но все равно тяжело…
– Вы должны быть сильной! – сипела старуха со странным именем. – И, ради всего святого, отдайте мальчиков в музыкальную школу. У Сташека был очень большой талант.
– Обязательно! – Мать кивнула. – Клим пойдет с сентября, Васеньку тоже устрою, когда немного подрастет.
– Это хорошо. – Старуха затрясла головой, а потом проговорила что-то на непонятном языке.
– Мам, что такое рай? – спросил Клим на следующий день после похорон, когда все гости ушли и в квартире стало непривычно пусто.
– Откуда ты… – Мама вздрогнула, а потом кивнула сама себе и заговорила, тщательно подбирая слова: – Рай – это сказка. Хорошее место, куда, по мнению некоторых людей, попадают хорошие люди после… смерти.
– Значит, папа теперь в сказке? – Клим растерялся от неожиданного поворота.
– Да, – мама кивнула уже увереннее. – Но говорить об этом никому нельзя. Помнишь сказку «Черная курица, или Подземные жители»? Здесь все точно так же.
– Ясно, – кивнул Клим, очень довольный собственной понятливостью. – Буду молчать! А эта старуха, Явига Сизондовна, – спросил он немного погодя, – она тоже из сказки?
– Ядвига Сигизмундовна? – Мать задумалась, а потом кивнула. – Да, можно и так сказать. Кстати, она самая настоящая графиня.
– Как в «Чиполлино»? Ух ты!
– Да, – мама чуть улыбнулась, – как в «Чиполлино».
– Трудно ей, наверно, пришлось после революции, – сказал Клим, вспомнив то, что слышал от воспитательницы в детском саду. – Богатства отобрали, слуги бросили – пришлось самой выкручиваться. А она избалованная, к труду непривычная…
– Да. Ядвиге Сигизмундовне пришлось очень трудно. – Мать ответила спокойно, но так, что Климу почему-то расхотелось задавать новые вопросы.
Слово, данное графине Ядвиге, мама сдержала. Но Климу в музыкальной школе не понравилось, а вот в секции бокса – очень даже. Зато Васька музыку просто обожал и бежал после обычной школы в музыкальную как на праздник. Да еще и в школьном хоре пел. Кто же знал, что все так обернется? Кто ж знал, что Васька увлечется этим проклятым роком и сначала создаст рок-группу в школе, а потом – в политехе?..
***
Только сейчас, глядя на брата, Клим вдруг понял, что тот очень похож на отца – не на такого, каким его помнил Клим, а на такого, каким Станислав Песоцкий был на старенькой выцветшей фотографии, которая бережно хранилась в семейном альбоме. Разница заключалась лишь в том, что у отца на давнем снимке волосы были короткие, а Васька патлы собирал в хвост. Хиппи недорезанное, надо же! А так – одно лицо. Может, потому мама и любила его больше?..
Клим одернул себя. Нельзя так думать! Мама любила их обоих совершенно одинаково! Просто Васька чаще болел, а, будучи здоровым, постоянно попадал в передряги. И отца не помнил совсем. И одежду вечно за старшим донашивал, вот и все…
– Сегодня мне пить нельзя.
Клим так глубоко задумался, что даже не сразу понял, что малой ответил на его вопрос. Точнее, отбрехался, а толком ничего не сказал. Надо же, какие тайны мадридского двора!
Тем временем Васька положил на стол подставку и водрузил на нее скворчащую сковородку. Затем откинул на дуршлаг картошку из кастрюльки, которая варилась на соседней конфорке, – а Клим ее поначалу и не разглядел. Мдя, интересно девки пляшут!
– А Ирка где?
– Где надо. – Малой нахмурился, но потом ответил по-человечески: – В ДК с утра уехала. На машине. Вместе с Олегом и другими. Там уборщица то ли в отпуске, то ли в запое. Грязь жуткая! Вот девочки и вызвались прибраться.
Клим чуть не спросил, из-за чего весь сыр-бор, как вдруг догадался. Так, елки, концерт же сегодня! Точно! Разговоры о нем шли с тех пор, как Клим дембельнулся. Разрешали несколько раз, потом запрещали, потом переносили. И вот. Дождались…
Малой достал из буфета тарелку и вилку, сел за стол, наложил себе жратву и отломил вилкой кусочек котлеты.
– Боишься? – спросил Клим не без злорадства.
Малой задумался, потом кивнул:
– Да. До этого мы только перед своими играли, в рок-клубе. А концерт в ДК – уже официальный дебют. И Муха еще… Гитарист наш. Он, конечно, как бог играет, но парню всего шестнадцать. Могут нервы не выдержать. А Пашка мегакрут, но иногда напивается в самый неподходящий момент. Тогда пиши пропало. А еще… – Малой вздрогнул. – А, ладно. Тебе это неинтересно.
– Неинтересно. – Климу действительно были неинтересны дела рокеров урюпинского разлива. Василий Песоцкий – советский Джон Леннон! Это было так глупо, что даже не смешно. Не место корове в царских хоромах. Не в свои сани не садись. Нацепила ворона павлиньи перья… И вообще, не надо Ваське в эти дела влезать. Рокеров сажают, между прочим.
Свои мысли Клим оставил при себе. Он уже высказал все малому сразу после возвращения. Тот поблагодарил за советы и заверил брата, что сам разберется в своих делах. Поняв, что значат эти слова, Клим попытался вразумить идиота физически, однако что-то пошло не так.
Васька не испугался. То есть испугался, конечно, но за Ирину, которая как раз в ту ночь у него ночевала. А в целом малой держался так, будто на него каждый день наскакивают пьяные громилы с ножичками. Это Васька-то, который в жизни своей ни разу не дрался! Но притом ни секунды не сомневался, что брат его ударит, – такие вещи Клим понимал всегда.
И растерялся от странного поведения малого. Обычно люди, видя громилу с ножичком, пугались до усрачки – Клим трусов не трогал, брезговал. Но были и такие, кто, наоборот, спокойно буркал глазами, не веря, что один советский человек способен другого советского человека… Этим Клим вгонял ума по самые нидерланды, чтобы знали, на каком свете живут.
А вот малой не боялся, хотя четко понимал, что брат вполне может ударить. Это настолько озадачило Клима, что он решил не трогать Ваську, пока не разберется в причинах его странного поведения. Но разбираться оказалось некогда: жизненный план принес на удивление много денег. Оплатив маме хороший памятник и оградку, похожую на ту, что была в Летнем саду Ленинграда, Клим решил красиво погулять перед тем, как найти работу. А в «Алых парусах», хоть и назывались они безалкогольными, денежным клиентам наливали неплохое бухло. Да и официантка Беллочка там была… Настоящая белочка, одним словом!
Отдых после дембеля затянулся дольше, чем планировалось. Деньги заканчивались, да и перед малым, который, бросив институт, вкалывал в котельной, было неудобно, так что Клим собирался в ближайшие дни отправиться на поиски работы. Повторять жизненный план намерений не было: он же не преступник, в конце-то концов! Просто после Афгана требовалась какая-то компенсация, вот и все. И маме помочь хотелось… Ох, кто же знал!.. А теперь – хана! Еще пара-тройка дней – и нужно идти искать работу. Но не сегодня. Очень уж голова болит…
Братья думали каждый о своем, и обед проходил в молчании. Клим уговорил полбутылки, пообещав малому сегодня же вечером компенсировать выпитое бухло. Тот кивнул, явно не очень понимая, что ему втолковывают.
Когда почти закончили есть, зазвонил телефон. Малой встал из-за стола, вышел в прихожую и взял трубку.
– Да! Да, это я. Что?! Понятно. Спасибо, что позвонили. Извините, я спешу.
Затем вернулся на кухню, сел за стол и начал собирать последним куском картошки остатки жира с тарелки. Закончив обед, набрал горячей воды в тазик, сложил туда тарелку, вилку и сковородку и, к ужасу Клима, сыпанул в воду немного растворимого кофе.
– Ты совсем сдурел?! – Голос почти не слушался. – Где мы еще кофе возьмем, идиот?!
– Найдем. – Малой чуть улыбнулся. – Среди поклонников «Гвоздей» есть сын директора гастронома – он обещал помочь. А тарелки от рыбного запаха отмывает только кофе.
Завершив хозяйственные хлопоты, Васька отправился в прихожую и начал крутить телефонный диск.
– Антон? Это я. Напоминаю распорядок действий. В пять часов все встречаемся на остановке у универмага «Юность». Каждый должен иметь с собой шесть копеек одно– двух– и трехкопеечными монетами. Все вместе садимся в десятый автобус, покупаем билеты и едем до конечной. Там не выходим, а организованно покупаем еще одну партию билетов и едем до остановки «Дом Культуры имени Воровского» – она в двух шагах от входа. Никто не опаздывает! Каждый берет с собой шесть копеек в правильной комплектации! С зареченскими шутки плохи. И не хватало еще, чтобы нас замели в ментовку за безбилетный проезд. Передай дальше по цепочке. До встречи! Отбой!
– Это вы в Заречье выступать собираетесь?! – Клим не верил ушам.
– Да. – Малой чуть нахмурился, а потом улыбнулся. – Ничего, у нас все ходы просчитаны.
– Да местные гопники вас…
– Не успеют. В автобусе драться не рискнут, а остановка прямо у входа в ДК. Контролеров тоже не стоит бояться: у меня есть деньги на билеты для всех – на случай, если кто-то забудет.
Малой потряс рукой в кармане брюк. Там зазвенело.
– А почему не на машине? Девочек же подвез этот… как его… Олег.
– Да, подвез. Но сейчас ему не до нас. Олег – звукач, он ДКовскую аппаратуру настраивает, а это дело может затянуться надолго. Кроме того, девочек не тронут даже зареченские: не полные же они козлы. А вот машину с нами могут и остановить – например, стекло на дороге рассыпать. Место же глухое; там только десятый автобус ходит раз в год по обещанию. – Малой взглянул на шикарные пластиковые электронные часы «Casio» на запястье и охнул: – Ну все. – Он надел старые ботинки и куртку, которые Клим помнил еще с доафганских времен. – Мне пора! Будешь уходить – как следует захлопни за собой дверь. Пока!
Едва за Васькой щелкнул замок, как телефон снова зазвонил. Клим бросился в прихожую и взял трубку.
– Василий Станиславович! – В красивом, звучном мужском голосе слышалось волнение. – Пожалуйста, не бросайте трубку! Прошу вас, выслушайте меня до конца! Никуда сегодня не ходите, слышите?! Концерта не будет, повторяю это еще раз! Решение принято на самом высоком уровне – решение неофициальное, но очень серьезное. Вы не дойдете до Дома Культуры – просто не дойдете, и все. Пожалуйста, останьтесь дома! Поверьте, отмененный концерт – это не конец света. Рано или поздно времена изменятся, и все будет можно. Но не сейчас! Сейчас нужно немного переждать. Повторяю: вы не дойдете! Вас остановят.
– Да кто вы такой… – просипел Клим, когда смог говорить.
На другом конце трубки послышались гудки.
– Васька! – Клим распахнул входную дверь, бросился к лифту, вызвал его. Спустился вниз, выбежал во двор, но брата нигде не было.
Только сейчас Клим почувствовал, что замерзает, и выругался в голос. Выбежал на улицу он в одних трусах, что для конца октября было, бесспорно, смело, но не слишком-то осмотрительно. Пришлось возвращаться домой и влезать в первые попавшиеся шмотки.
До остановки у универмага Клим бежал – и даже почти не запыхался. Но опоздал – увидел лишь зад уезжавшего десятого автобуса.
Начал накрапывать дождь, и это несколько остудило пыл. Клим задумался. Может, странный звонок – просто розыгрыш?! Другие городские рок-группы не позвали играть в ДК, а «Гвозди» пригласили, вот братья-рокеры и решили устроить каверзу удачливым конкурентам? Да и вообще, Васька как нарочно нарывается на неприятности! Знает ведь, что власть не одобряет рок, – но все равно лезет на рожон. Вот пусть сам и расхлебывает! А Клима в «Алых парусах» ждут. Мерзкий вкус рыбных котлет и дешевого портвейна надо заесть и запить чем-то приличным.
Клим нахмурился, засунул руки в карманы. И в самом деле, он Ваське не сторож! Пусть малой сам решает свои проблемы.
Тут, как нарочно, подъехал пятый автобус, на котором проще всего было добраться до «Алых парусов». Клим зашел в гостеприимно распахнутые двери, выудил из кармана куртки трехкопеечную монету, чтобы купить билет…
И, чертыхаясь про себя, направился к дверям, расталкивая людей. Мама любила Ваську и хотела, чтобы Клим о нем заботился. Конечно, Васька уже взрослый, но в некоторых вопросах совсем дитя малое, хоть и научился бухать. Разумеется, Клим не собирается тащить на себе брата всю жизнь, но сегодня у Васьки и вправду важный день, так что можно его и поддержать – в первый и последний раз.
Дальнейший план действий был ясен. Следовало поймать такси или частника и нагнать автобус с Васькой и его бандой.
Клим засунул руки в карманы штанов – и выругался матом. Второпях он надел не те брюки, которые носил последние дни и где хранил деньги на мелкие расходы, а другие. В карманах этих штанов денег не было ни копейки. Имелась только мелочь в карманах куртки.
Клим задумался, бежать ли домой за деньгами или взять частника, пообещав расплатиться с ним вечером, но Судьба рассудила иначе. К остановке подошел десятый автобус. Клим решительно залез внутрь.
– Автобус следует до остановки «Парк имени Урицкого»! – раздался в салоне хриплый голос шофера, искаженный динамиком. – До Парка Урицкого автобус!
Сердце Клима упало. Парк Урицкого был, можно сказать, родным домом местных гопников. Чужакам там ходить не стоило.
– Вы не знаете, почему автобус не едет до конечной? – спросил Клим у толстой тетки с большими сумками. – Что случилось?
– Знаю, конечно. – Она пробормотала под нос ругательство. – Трубы водопроводные еще в полдень в Заречье лопнули! По улицам кипяток течет. Три квартала без воды оставили, ироды! А ремонтников нет как нет: на другом объекте заняты. И это на семидесятом году советской власти! Ох, Сталина на них нет!
Только нечеловеческим усилием воли Клим удержался от громкого мата. Насколько помнилась география Заречья, остановка «Парк» находилась на одном конце парка Урицкого, а ДК имени Воровского – на другом конце парка. Даже если по улицам течет кипяток, в парке его, скорее всего, нет: кому и зачем нужно прокладывать там водопроводные трубы?! Это значит, что Васька и его команда выйдут на нынешней конечной остановке десятого автобуса и направятся в ДК через парк, то есть через территорию гопников. Господи, как же неудачно получилось! Даже ножа с собой нет, Господи!..
Клим одернул себя: не стоит умирать прежде смерти. Может, он зря себя накручивает, а гопники вообще дома сидят: октябрьский дождик – не самое подходящее время для прогулок. Но если не зря – тоже ничего страшного. «Духи» пострашнее любых гопников будут, а Клим с ними справился и живым домой вернулся.
Большинство пассажиров вышли раньше конечной: никто не хотел идти парком в октябрьские сумерки.
Две старушки, покинувшие автобус вместе с Климом, решительно зашагали по опушке – в обход. Конечно, будь у Васьки мозги и хоть немного свободного времени, он поступил бы так же, но пойти в обход означало потерять час или даже полтора. А концерт для малого важен, и это время он наверняка решил потратить на подготовку к выступлению. Значит, пошел напрямую…
Клим уже направился по асфальтированной дорожке в глубь парка, как вдруг увидел совсем неподалеку детское кафе – как ни странно, работающее. Это было великолепно! Улыбаясь, Клим зашел внутрь и, собрав мелочь в карманах куртки, потряс немолодую продавщицу до глубины души, купив темно-зеленую стеклянную бутылку газировки «Буратино».
В высшей степени удачное приобретение подняло настроение и успокоило. Сверившись с картой парка, висевшей у дороги, Клим двинулся в путь по абсолютно безлюдной аллее.
С каждой минутой становилось все темнее. Фонари на аллее горели через два на третий. Дождь усиливался.
Через пятнадцать минут ходьбы обнаружилось, что центральная часть парка перекопана вдоль и поперек. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не свалиться в ямы, которые возникали то тут, то там. Клим порадовался, что Васька идет не один: у малого была близорукость минус шесть, так что без поддержки друзей он вполне мог переломать ноги самостоятельно, в отсутствие всяких гопников.
Клим был готов к неожиданностям, но, услышав впереди гул голосов, вздрогнул. Надеялся, что все обойдется, надо же! Вот идиот! Держи карман шире…
Клим сошел с аллеи и дальше зашагал среди деревьев, контролируя каждый свой шаг, чтобы не зашуметь и не свалиться в одну из многочисленных ям.
Удача снова улыбнулась ему: впереди возвышалась белая (точнее, серая от грязи и старости) беседка, дверь которой находилась со стороны, откуда шел Клим. Рядом возвышалась гора вывороченных из земли деревянных скамеек. Пригибаясь, Клим проскользнул к двери, проник внутрь и подошел к окну, которое выходило в глубину парка.
От увиденного стало очень не по себе.
Аллею перегораживала стая гопников – человек тридцать с кастетами и цепями. Напротив них – спиной к Климу и ближе всех к врагам – стоял Васька. За ним теснилась группа – три человека с футлярами для музыкальных инструментов.
– Что-то мало вас, – лениво говорил крепкий, накачанный главарь гопников, стоявший лицом к лицу с малым. – У вас же еще мелкий был какой-то. С гитарой.
– Муха? – спокойно уточнил Васька. – Он еще утром приехал. На машине с девочками.
– Не было там никакого Мухи! – тявкнул худой и дерганый подпевала главаря. – Я видел!
– Ты умеешь видеть сквозь капот? – искренне удивился малой. – Муха в багажнике ехал. Машина и так была битком набита. Сидеть на коленях у девочек Муха не захотел, потому что застенчивый. А проверяет инструмент и зал он всегда заранее, с самого утра. Знаете же, наверное, как Муха играет…
Два амбала, стоявшие за спиной главаря, решительно закивали.
Клим вдруг услышал шорох в дальнем углу беседки – и обернулся, занеся бутылку с газировкой для удара. К счастью, успел удержать руку, увидев худого пацаненка, закрывавшего своим телом футляр с гитарой.
– Муха?! Ты, что ли?! – Клим вспомнил мальчишку, который регулярно забегал к ним домой и смотрел влюбленными глазами на Ирину.
– Ага. – Муха всхлипнул. – Ты не думай, я не струсил! – шепотом затараторил он, давясь слезами. – Уэс велел! Сказал – гитару нужно беречь! Она импортная, дорогая. Мы в большие долги влезли, чтобы ее купить…
Клим притормозил, пытаясь понять, кто такой Уэс. Разобравшись, важно закивал:
– Уэс совершенно прав! Инструмент надо беречь!
– Я не знаю, как твой подпевала играет, – тем временем отчеканил громила, – и знать не хочу. Антисоветская грязь меня не интересует!
Муха снова всхлипнул.
– Да успокойся ты! – Клим заставил себя улыбнуться. – Ничего страшного! Пустяки, дело житейское! Газировку хочешь?
– Что?! – Пацаненок даже вздрогнул от неожиданности. – Нет, спасибо.
– А жаль. Хорошая газировка. Я вот тоже не хочу…
Клим чиркнул бутылкой об стену, вспоминая приобретенное еще до Афгана полезное умение. Не забыл, надо же! Железная крышка отлетела сразу – никакие открывашки не понадобились. Затем Клим перевернул бутылку, чтобы газировка вылилась на пол беседки.
– Я не антисоветчик, – сказал Васька негромко, но твердо. – И мои музыканты тоже не антисоветчики. Мы патриоты, мы любим свою страну и гордимся ею. Но любить и гордиться – это не значит молчать о недостатках. Наоборот, о недостатках нужно говорить громко и открыто – иначе их не исправить. Почему в наших магазинах годами нет ни колбасы, ни сосисок? Почему многие наши бабушки по-прежнему стирают в реках? Почему столько семей всю жизнь живет в комму…
– Заткнись, падаль! – Громила ударил малого кастетом в лицо. Брызнула кровь. Васька пошатнулся, закрывая рану рукой. Его подхватил один из музыкантов – Антон, кажется. Точного имени Клим не помнил, хотя участники группы бывали у них дома часто. Не интересовался, и все.
Муха взвыл, закусив запястье.
– Не вой! – рявкнул Клим негромко, но решительно. – Хочешь Уэсу помочь?
– Да! Что угодно сделаю.
– Тогда, как только я закричу: «Десантура идет!» – начинай орать. Но не так, словно тебя режут, а так, как будто ты сейчас изнасилуешь всех этих козлов в особо извращенной форме.
– Я не хочу их насиловать. – Муха даже испугался.
– Надо, Муха. Надо.
Клим улыбнулся – и шкваркнул пустой бутылкой о стену. Удар оказался рассчитан абсолютно верно. Вся нижняя часть отвалилась именно так, как нужно, а в руках Клима осталось горлышко, превратившееся в симпатичную «розочку» с острыми краями.
На аллее гопники надвигались на музыкантов, а те отступали шаг за шагом. Антон поддерживал Ваську, лицо которого заливала кровь. Было ясно: еще несколько шагов – и банда малого развернется и побежит. Но далеко они не уйдут, тем более с раненым.
«Их здесь и прикопают, – произнес в голове Клима незнакомый голос. – Ямы уже готовы – лишь землей засыпать осталось. Найдут тела только весной – если вообще найдут. И никто не докажет, что это убийство, а не смерть от ошпаривания кипятком. Никто уже не вспомнит, что в парке кипятка не было…»
– Ну, я пошел.
Клим улыбнулся, засунул «розочку» в карман куртки, вышел из беседки, поднатужился. Поднял с земли одну из скамеек.
И пошел на таран.
***
Заметили Клима не сразу.
А, заметив, не сразу среагировали. Конечно, мужик, который в шестом часу вечера в дождливом октябрьском парке молча шагает со скамейкой наперевес, – явление странное, но в жизни и не такое бывает. А лишних проблем шакалы не хотели. Совсем.
Клим не понял, узнал ли его Васька. Скорее всего, нет: с такой близорукостью и залитым кровью лицом всяко не до того, чтобы разглядывать посторонних работяг.
Насчет Васькиной группы было не так очевидно, но парни все сделали правильно – молча расступились в разные стороны, давая дорогу; Антон продолжал поддерживать Ваську.
А вот шакалам отступать было некуда. Точнее, места-то хватало, но очень уж хорошую загонную позицию они занимали. Жаль было терять. Да и перекопанная земля вокруг не располагала к далеким прогулкам.
Поэтому шакалы расступились совсем чуть-чуть. Вот и молодцы. Хорошие ребята…
Дойдя до правильного места, Клим огрел скамейкой тех, кто стоял рядом, и заорал что есть мочи:
– Бросай оружие! Десантура идет! Сдавайтесь, гады!
Затем швырнул скамейку туда, где шакалов было особенно много. Пока она летела, вытащил левой рукой «розочку» из кармана куртки и шваркнул ею главаря по глазам, порадовавшись тому, что остановился на самом правильном месте.
Правой рукой выхватил кастет из ослабевших рук главаря – и врезал одному из двух амбалов.
Б-б-б-ам-м-м-м! Это время поет: «Б-б-б-а-м-м!» А сейчас оно загудело у Клима в голове.
Не падать! Надо развернуться и постараться достать того, кто ударил…
Отступил, зараза!
Но совсем рядом оказался тощий подпевала главаря.
Получи, фашист, гранату! Так, хорошо.
А что у нас теперь?.. Клим оглянулся, стараясь не обращать внимания на резкую боль в голове.
Главарь с залитым кровью лицом тихо-тихо отходил в сторону – это хорошо, значит, рука не подвела.
Тощий подпевала, чуть покачиваясь, держался за голову, из которой шла кровь, – это тоже хорошо, но он вообще не боец.
А вот амбал, которого Клим достал кастетом, оклемался и снова пошел в бой. Ничего, недобитая гидра империализма! Сейчас мы тебя добьем. Только надо понять, где второй амбал, нетронутый. Против двоих не сдю… будет трудно.
Ух ты! А второй амбал падает как подкошенный. Ничего удивительного – от такого удара камнем по голове можно сотрясение мозга словить без проблем. А камень в руках у Пашки – мегакрутого любителя выпить. Рядом с Пашкой – еще один Васькин парень, его имени Клим совсем не помнил. Этот безымянный держал в руках доску. Так себе оружие, конечно, но лучше, чем ничего. А Антона не видно, и Васьки тоже. Похоже, Антон отвел раненого в тыл – это правильно.
Клим так увлекся анализом ситуации, что пропустил удар от недобитого амбала. В голове снова зазвенело, но, как ни странно, прояснилось. Стали слышны дикие вопли:
– Первое отделение, заходи слева! Второе – справа! Граждане хулиганы, вы окружены! Всем лечь на землю! Руки поднять над головой! В руках держать паспорт или другой документ, удостоверяющий личность!
– Есть, товарищ генерал! – откликнулся незнакомый голос. – Парни, заходим слева. Никого не бить! А если бить, то осторожно, но метко.
– Есть, товарищ генерал! – Васькину луженую глотку Клим узнал бы из тысяч. – Парни, заходим справа. Без излишеств, ироды! Бить только в ответ на явное сопротивление органам власти. А то знаю я вас…
Клим восхитился лужеными глотками и фантазией простых советских рокеров, от радости пропустил еще один удар непонятно от кого, но затем собрался и вдарил кастетом обидчику, а потом увернулся от нового удара амбала. Достать его не получилось.
Несмотря на эйфорию, Клим очень хорошо понимал: сейчас исход битвы зависит от того, есть ли среди шакалов хоть один толковый боец, способный построить грамотную атаку. Если есть – и братья Песоцкие, и музыканты рок-группы «Гвозди» через несколько минут найдут последний приют в Парке имени Урицкого. Очень уж велико преимущество врагов в живой силе и вооружении.
Но среди шакалов не нашлось не только льва, но даже и волка. Возможно, грамотную атаку мог бы построить главарь, но он после удара «розочкой» по глазам заскучал и потерял всякий интерес к схватке. Амбалы и есть амбалы, они думать не умеют. Подпевала трусоват; он способен лишь поддакивать. А остальные – шлак, пустая порода, они хотят только бить тех, кто не сопротивляется.
Как и следовало ожидать, на приказ лечь на землю шлак отреагировал самым предсказуемым образом – начал разбегаться.
И вот тут в бой вступил еще один важный фактор – фактор пересеченной местности. Клим на него почти не надеялся – точнее, надеялся, конечно, но примерно в той же степени, что и на Деда Мороза.
Ай, не подвел дедуля! Новый год в этом году наступил в октябре.
От великого ума немалая часть шлака решила убежать от страшной десантуры не по аллее, а по лесу – по темному ночному лесу, перекопанному вдоль и поперек. Это предсказуемо привело к весьма печальным последствиям: вскоре с разных сторон послышались дикие вопли и крики о помощи. Остальные шакалы, разумеется, поняли их как крики пленников, избиваемых десантурой, и увеличили скорость драпанья.
Через несколько минут на поле битвы остались победители – и дикие вопли:
– А-а-а! Спасите меня! Вытащите меня немедленно! Тут холодно и сыро! И больно очень! Я, кажется, ногу сломал!
Клим почувствовал, что ноги больше его не держат. Оглянулся, еще раз проверяя, нет ли шакалов в пределах видимости. Никого не обнаружив, спросил непослушными губами:
– Ва… Уэс как?
– Хорошо. – Голос был такой сиплый, что Клим не сразу узнал Муху. – Насколько можно судить, глаза не задеты.
– З-за… меча-ательно. – Больше всего Климу сейчас хотелось лечь прямо на землю и лежать долго-долго. Но делать это было никак нельзя. Совсем. Даже если очень-очень хочется.
– Ты-то сам как? – робко спросил Муха, выходя из-за дерева. – Выглядишь… не очень.
– Я в порядке. Надо идти. Вряд ли они вернутся, но чем черт не шутит.
– А ты… дойдешь? – спросил Антон, вместе с малым подходя к Климу. Васька опирался на руку боевого товарища, но в целом выглядел лучше, чем можно было ожидать.
– Он дойдет, – хрипло сказал малой. – У него башка… железная. Только кровь смыть надо.
– Чем?! Если дождем – по дороге все равно смоет. Умоюсь в ДК. Время дорого. У вас концерт сегодня, ты не забыл?
– Помню. – Васька улыбнулся разбитыми губами. – По коням, парни.
– Не бросайте меня! – Снова послышался голос откуда-то из-под обочины. – Спасите! Не оставляйте здесь! Вы же люди!
– Это что? – Малой вздрогнул от крика.
– Пленный, – ухмыльнулся Клим. – Брошен сбежавшим противником.
Стараясь ступать как можно аккуратнее по качающейся земле, он подошел к месту, из-под которого доносились вопли, и взглянул вниз, поморщившись от резкой боли в голове.
На дне глубокой ямы, наполненной водой, лежал тощий шакаленок. Его ступня была вывернута под невозможным углом. Увидев Клима, шакаленок задрожал и попытался отползти в дальний угол ямы.
– Ты кто такой, чтобы тебя спасать? – спросил Клим сурово.
– Я… я человек, – пролепетал тот. – Хорошие люди не бросают человека на верную смерть!
– А с чего ты помирать-то решил? – удивился Клим, с трудом ворочая языком. – От переломов не умирают. Мы, как в ДК придем, сразу «скорую помощь» вызовем. Приедут через пару-тройку часиков, заберут тебя и полечат. Как новенький будешь. А пока полежи, о поведении своем подумай.
– А-а-а! – заорал шакаленок, прикрывая голову руками. – Не бросайте меня! Я до «скорой» не доживу! Здесь по ночам Бабайка бродит! Он собирает души заблудившихся! Здесь нельзя ночью…
Тут неизвестно почему Клима разобрал хохот – дикий, безудержный, до слез. Глядя на Клима, засмеялись и остальные. Только шакаленок не смеялся, а трясся, словно в лихорадке.
– Давай его вытащим, – сказал малой, подходя к Климу. – Мы все же люди, а не звери.
– Уэс, – после удара голова Клима работала медленно, но верно, – не строй из себя фиалку. Этот гад убил бы нас всех, закопал – и не поморщился бы! Полежит пару часиков – авось поймет, что сделал не так. И вообще это все чушики собачьи…
Клим подмигнул брату, очень надеясь, что тот еще помнит их тайное слово из детства. Хотя надежды было мало, конечно, – после таких-то потрясений.
Но, как ни странно, Васька понял и важно кивнул:
– Да. Ты, пожалуй, прав. Пусть полежит, подумает. По коням, парни. Все помнят, в каком направлении идем?
– Да, – ответил Антон. – Тут прямо по аллее – не собьешься.
– Вот и хорошо.
Клим, Васька и музыканты решительно зашагали вперед, не обращая внимания на вопли шакаленка. Тот, однако, не умолкал и продолжал орать:
– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Не бросайте меня! Я сдохну здесь! И вы окажетесь виноваты! Вас совесть всю жизнь потом мучить будет! Я тут не могу! Меня Бабайка унесет! Ну спасите, умоляю! Я… я всем знакомым ваши песни рекомендовать буду! Я десять ваших кассет куплю! Нет, двадцать! Я… – Из ямы послышался дикий вой, потом рыдания, а затем вполне отчетливые слова: – Я расскажу, кто Шурупу приказы отдает! Я случайно увидел! А потом случайно услышал!
Они прошли еще несколько десятков шагов. Потом Клим споткнулся и толкнул малого. Он не понял и протянул Климу руку. Тогда тот толкнул сильнее и прошептал: «Чушики собачьи», – почти не надеясь на успех.
К счастью, до Васьки все же дошло.
– Может, вытащим раненого? – лениво спросил он. – Не звери же мы. Клим, справишься?
– Ага. – Он ухмыльнулся. – Муха, поможешь? – Дождавшись счастливого кивка, сказал строго: – Пока нас нет – всем стоять на месте. Никуда не уходить и не терять друг друга из виду! Бабайка там или не Бабайка, но место нехорошее, сами видите.
– Как скажешь, – кивнул Васька очень серьезно.
На полпути к яме Клим зашептал:
– Муха, ты мегакрутой мужик! Сейчас на тебя вся надежда. Ты очень много сделал в драке, но пострадал меньше других. У тебя голова лучше всех сейчас работает. Этот шакаленок – «язык», как в кино про войну. Его надо расколоть, но не строгостью, а лаской и заботой. Войди в его положение, посочувствуй – и он тебе выложит всё о людях, которые отдают приказы гопникам, понимаешь? Это очень важно. Если мы узнаем, кому подчиняются шакалы, то сможем их остановить, понимаешь?
– Да. – Муха кивнул очень серьезно. – Не знаю, справлюсь ли, но постараюсь.
– Справишься. – Клим улыбнулся. – Ты так орал во время драки, что я сам поверил в отряды десантуры. Когда придем в ДК – первым делом найди лист бумаги, напиши там все, что пленный тебе расскажет, и любой ценой заставь его подписать показания. Если уговоришь подписать еще и чистый лист бумаги – будет совсем прекрасно.
Муха кивнул, о чем-то напряженно размышляя.
Они наконец подошли к яме с шакаленком.
– Посторонись! – Клим подошел к куче скамеек, лежавшей рядом с беседкой, взял одну, бросил в яму и скомандовал: – Я буду их осторожно сбрасывать, а ты складывай в лестницу, чтобы по ней подняться наверх.
– Я не смогу! – возопил шакаленок. – Они тяжелые и неудобные, а у меня нога сломана!
– Тогда пропадай здесь. Я ведь не Ромео, а ты не Джульетта. Тащить тебя на руках из ямы не буду.
Шакаленок всхлипнул, но осознал ситуацию и начал действовать. Пока он, подвывая от боли, сооружал из скамеек лестницу и карабкался по ней, Клим нашел доску подходящего размера, затем снял рубашку и разорвал ее на бинты.
Когда голова шакаленка показалась над ямой, Клим вытащил его на поверхность, наскоро перевязал сломанную ступню и зафиксировал ее с помощью доски. Получилось не ахти, но лучше, чем ничего.
Затем выломал длинный и относительно прямой сук. Протянул шакаленку:
– Держи! Пойдешь, опираясь на него.
– Я не смогу идти! – заверещал шакаленок. – У меня нога сломана!
– Значит, поползешь. Ползти придется быстро: мы спешим и ждать тебя не будем.
– Сво…
Шакаленок вознамерился снова зарыдать, но тут заговорил Муха:
– Ладно, обопрись на меня! Мы же люди все-таки. И палку не бросай!.. Вот так, молодец… Тебе ведь не очень больно, правда?
– Больно. – Шакаленок снова всхлипнул. – Но терпеть можно.
– Вот и замечательно!.. Как тебя угораздило попасть в такую передрягу, я не понимаю. Вроде приличным парнем выглядишь, а с гопниками связался…
– А как иначе-то? – Пленный вздохнул. – У нас в Заречье просто. Шуруп скажет – все делают. А тому, кто не сделает, будет очень плохо.
– Да, не повезло тебе! А откуда у Шурупа такая сила-то взялась? Вроде с виду обычный амбал…
Доброе слово Мухи в сочетании с грозным видом Клима возымело результат. Шакаленок перестал стонать и наловчился ковылять на одной ноге, опираясь на руку Мухи и на палку. Двигался даже быстрее, чем можно было ожидать.
Вскоре они нагнали Ваську и его музыкантов и продолжили путь.
Клим старался контролировать происходящее, но получалось плохо. Казалось, он идет в тихом, темном и безлюдном тоннеле, пол которого то и дело ускользает из-под ног.
С каждой секундой двигаться становилось труднее. Темнота сгущалась прямо на глазах, а тишина по-настоящему оглушала.
Когда впереди показались редкие огоньки, Клим окончательно уверился, что это и есть тот самый свет в конце тоннеля, о котором столько пишут.
Однако затем послышались крики:
– Уэс! Антон! Муха! Это вы?
Огоньки оказались фонариками, которые держали в руках Олег, Ирина и незнакомые девушки.
– Васенька! – Ирина опомнилась первой и бросилась к нему. – Любимый! Я… волновалась очень. Я знала, что ты жив! – Она заплакала навзрыд, уткнувшись в его плечо. – А мы всё-всё подготовили! Всё вычистили, выскребли, плакаты развесили. Красиво получилось! Как в настоящем концертном зале! Олег аппаратуру посмотрел – говорит, крутая она здесь, он даже не ожидал…
Олег-звукач кивнул.
К остальным парням тоже бросились девушки, смеясь и плача.
Клима озадачила одна странность, причем он не сразу понял, какая именно. А потом сообразил. Никто – ни Олег, ни девушки – не удивился. Все радовались, ревели, но никто не спрашивал, что случилось. Знали? Но откуда?.. Или приходить в таком виде на концерт для музыкантов «Гвоздей» – самое обычное дело?
От мыслей заболела голова, а в дальнем уголке памяти шевелилась еще какая-то идея. Поймав ее наконец за хвост, Клим сосредоточился и взглянул на Муху. Он совсем пацан еще, вряд ли девушкой успел обзавестись, так что может скиснуть. Надо поддержать парнишку!
Однако Муху тоже обнимали – только не девушка, а на удивление молодая мама очень строгого вида.
Клим собрался с силами и направился к ним. Мать у Мухи, конечно, молодец, ничего не скажешь. Но никакую маму не обрадуют такие похождения сына. Дома все равно ругаться будет. Надо помочь пацану…
– Гражданочка! – внушительно заговорил Клим, откашлявшись. – Хочу сказать вам огромное спасибо за воспитание такого прекрасного сына! Это настоящий мужчина! Он никогда не лезет на рожон, четко выполняет поставленные перед ним задачи…
Клим осекся, сообразив, что в точности повторяет сержанта Зубкова, что в данном случае не совсем в тему. Все-таки рокеры – это не солдаты-срочники.
Попытался придумать более человеческие слова, но голова раскалывалась, так что другие мысли в голову не лезли.
В довершение всех напастей вокруг стало как-то подозрительно тихо. Девушки прекратили рыдать и глядели на Клима очень недовольно. А Муха вообще смотрел так, будто Клим у всех на глазах обделался.
– Что не так? – спросил Клим непослушными губами.
– Аля – моя сестра! – отчеканил Муха гневно. – Она всего на восемь лет меня старше!
Ой-ё...
– П-простите великодушно, г-гражданочка! – От ужаса язык стал заплетаться. – Т-темно вокруг, не разглядел… И вообще я сейчас не в лучшей форме…
– Я вижу. – Аля милостиво кивнула. – И вообще мне нравится, что я кажусь старше. Молодого врача многие считают неопытным и глупым, хотя это не всегда так. Я, например, с шестнадцати лет в больницах работаю. Разумеется, начинала не доктором, а санитаркой, но опыт от этого никуда не девается, правда? И в мед поступила с первого раза, причем без всякого блата. И институт закончила с красным дипломом.
– Вот поэтому я и ошибся! – закивал Клим, преодолевая резкую боль в голове. – Вы выглядите очень опытной женщиной… Опытным доктором, – быстро поправился он, заметив, что девушки опять нахмурились.
– Ваше состояние я вижу, конечно. – Аля энергично кивнула. – Давайте посмотрю раны.
– Нет! – Клим затряс головой, отчего перед глазами поплыли искры. – Сначала – Уэс. Я свое на сегодня уже отплясал, а ему еще петь. Сначала – Уэса, потом меня.
– А я как же?! – возмутился шакаленок.
– А пленники – в порядке живой очереди, – злорадно ответил Клим и объяснил Але: – Это гопник. Он в яму упал, а подельники разбежались. Не бросать же было.
– Он убить нас хотел и прикопать в парке, – закивал Муха. – Ям там полно!
Девушки дружно ахнули. Олег пробормотал себе под нос что-то нецензурное.
– Зря тащили с собой, – жестко сказала Аля. – Надо было там оставить. Пока «скорую» ждал – подумал бы о жизни.
– Нет, ты не права, – затараторил Муха. – Спица – парень хороший, только запутался немного, вот и все.
Порадовавшись, что пацан помнит самое важное, Клим вздохнул с облегчением…
И поплыл в теплую, ласковую тьму. В ней было хорошо и уютно, так что совсем не хотелось уходить.
***
Из приятной истомы Клима вырвал пронзительный голос:
– Ну, братья-акробатья, считайте, вы в рубашках родились! У Уэса рана некрасивая, но безвредная. А если бы Клима ударили на пару сантиметров левее, все было бы… гораздо хуже, чем есть. Можете праздновать сегодняшний день как свой второй день рождения. Один на двоих!
– Странно. – Голос Васьки тоже казался пронзительным и ввинчивался в мозг. – Главарь гопников выглядит очень серьезным и решительным парнем. Интересно, почему он ударил меня вполсилы? Пожалел? Или рука дрогнула?
– Нет! – Ответ пришел словно из ниоткуда и оказался настолько ясным, что Клим рискнул открыть глаза. Оказалось, он лежит на диванчике – судя по всему, в фойе ДК имени Воровского. У изголовья сидела Аля с бинтом в руке. Васька с огромным фингалом под глазом, Ирина и остальные расположились неподалеку на стульях и диванах. Яркий свет был очень утомительным, поэтому Клим закрыл глаза и продолжил: – Я тоже видел Шурупа. У этого парня серьезные планы на жизнь, и отсидка за мокруху в них никак не входит. За Шурупом стая стояла, а он не дурак и понимает: шакалы любят кровь. Когда вы побежали бы – а вы обязательно побежали бы! – стая вас бы разорвала в клочки. Или просто затоптала. Виноваты оказались бы все, а Шуруп как бы ни при чем. Он как бы не хотел тебя убивать – только попугать собирался. Кто ж виноват, что его шакалы как с цепи сорвались?! Только не Шуруп, нет! Когда вас всерьез бы изувечили, он, думаю, даже попытался бы остановить свою банду – но, разумеется, не смог бы. Толпу, которая попробовала кровь, словами не остановишь… – Клим вздрогнул, вспомнив тот проклятый кишлак, но быстро взял себя в руки и сосредоточился на настоящем: – Посадили бы, скорее всего, двух амбалов – они драться любят. Или нашего победителя Бабайки – он вообще везучий. А Шуруп был бы не просто ни при чем – он героем бы стал. Хотел спасти антисоветчиков, но – вот незадача! – не смог.
– А может, он и впрямь хотел только попугать? – растерянно спросил Васька.
– Ага, втридцатером! На вас с лихвой хватило бы человек пять-семь самых сильных. Но их вполне возможно остановить словом. А вот тридцать человек, которые попробовали чужую кровь, абсолютно неуправляемы. На это и был расчет. Шуруп потому и сбежал, что понял: не выйдет, как он задумал. Или меня придется убивать всерьез, или я убью кого-нибудь – скорее всего, Шурупа. Так что выйти сухим из воды не получится – придется драться насмерть. А свою прекрасную жизнь Шуруп ценит гораздо дороже, чем жизни шестерых дешевых антисоветчиков. Вот и дал деру первым.
Васька вдруг покраснел так, что Клим даже испугался, а потом произнес срывающимся голосом:
– Клим! Я должен…
– Ничего ты не должен! – рассердился Клим. – У меня к зареченским давний счет, еще со школы. Ну и… в общем, не чужие мы люди.
– Да, – Малой покраснел еще сильнее. – Не чужие.
– А с концертом-то что?! – встревожился Клим. – Мы ведь в фойе сейчас? Не пора ли зрителей запускать?
– Еще полчаса можем подождать, – тихо сказала Ирина.
– Со зрителями проблема, – смущенно произнес Олег. – Пришло человек тридцать, наверное, не больше. Те, кто живут в соседних домах. Остальные не успели… Когда по улице потек кипяток, мы поняли, конечно: что-то не так. Но позвонить вам не могли: все телефоны в здании вырубились. Вот такие дела…
– Даже если в зале будет только один человек – «Гвозди» сегодня выступят. – Васька сказал это тихо, но так, что даже Климу стало не по себе. – Всем понятно?
Все дружно закивали.
– Крутой концерт будет, – не выдержал Клим. – Ты с фингалом, Пашка – тоже. Настоящие бойцы! Можно фотки вешать на стенд с надписью: «Их разыскивает милиция»!
Малой снова багрово покраснел и пробормотал:
– Нет, фингалы – это не дело. Замазать бы их… Девочки, ни у кого нет с собой косметики? Ну хоть какой-то?
Дальнейшее напомнило Климу эпизод из «Ералаша», в котором школьные хулиганы дружно клали на учительский стол разнообразное оружие.
Через минуту на столике, стоявшем рядом с диваном, на котором сидел Васька, появилась гора помады, карандашей для ресниц и каких-то совсем непонятных Климу девичьих штучек.
– Спасибо, девочки. – Васька снова покраснел.
– Не уверен, что этого хватит. – Антон нахмурился. – Краситься нужно всем, иначе совсем нелепо получится. А нас пятеро…
– А обычные краски не подойдут? – вдруг спросил Муха. – Масляные или акварельные? Девочки же рисовали плакаты. Значит, краски должны были остаться.
– Подойдут. – Васька просиял. – Муха, ты гений! Девочки, где у вас краски?
– Сейчас принесу. – Ирина выскользнула из фойе и вернулась через несколько минут, неся гору тюбиков разных цветов.
Художественная роспись «Гвоздей» заняла совсем немного времени: похоже, поклонницы группы действительно умели обращаться с красками. По мнению Клима, получилось просто кошмарно, но свои мысли он предпочел оставить при себе.
Похоже, Васька думал так же, поскольку, внимательно осмотрев себя в зеркале, он поморщился, словно от боли, и вздохнул:
– Ну ладно. Все лучше, чем синяки. А теперь – переодеваться! Контролеры где? Пора запускать тридцать зрителей, а то и они уйдут.
– Нет контролеров, – ответила девушка, сидевшая рядом с Пашкой. – Не пришли. Видимо, из-за потопа.
– Ой-ё! – Малой нахмурился и повернулся к Климу: – На тебя вся надежда! Нам сейчас на саундчек идти надо, Олег нужен за пультом, а девочкам одним не справиться. Поможешь? Тридцать человек – это ведь совсем немного…
– Справлюсь, – твердо ответил Клим, хотя перспектива встать на ноги по-настоящему пугала.
Тут, как в сказке, скрипнула незаметная дверь за красной занавеской – и в фойе вошел, сияя улыбкой, Стив Телегин – лидер самой крутой городской рок-группы. Одет он был, как всегда, по-пижонски – в импортные джинсы и ярко-красный мохеровый свитер.
– Принимай нас, Суоми-красавица, в ожерелья чистейших озер! – пропел он бархатным баритоном. – Гуд ивнин! Мы всех привезли, как Олег и сказал. Зрители сыты, бьют копытами и очень-очень хотят на концерт! Пора запускать, а то дождь совсем разошелся! Ой… – Он увидел наконец лица рокеров и, как и следовало ожидать, нехило прифигел. – Что это с вами?
– Новый имидж решили попробовать, – спокойно ответил Васька. – Почему «Kiss» можно, а нам нельзя?
– Э-э-э… м-да. – Стив улыбнулся. – Неожиданно!.. Ну да ладно. Главное – вы до потопа прибыть успели. Но народное воображение неудержимо! Зрители, которые пришли раньше, чем мы приехали, говорят, что вы полсотни зареченских гопников покрошили в капусту по пути в ДК через Парк Урицкого.
– Насчет гопников – это народное творчество, – решительно сказал Клим. – Метафоры там, гиперболы… Все такое. Было человек пять – и то сравнительно мирных. А откуда ты знаешь, что «Гвозди» успели до потопа?
– Как откуда? От Олега. Он по поручению Уэса мне позвонил около часа дня. Рассказал о потопе, сообщил, что парни приехали в ДК заранее, так что подготовка к концерту идет полным ходом. Попросил помочь подвезти зрителей – но часам к семи вечера, не раньше, иначе их некуда будет запускать. Ну, мы сделали, что могли. Я, Яшка Михновский и Витька Капустняк свои тачки использовали. Ришат Валеев как-то договорился с начальством и автобус у него выбил – старенький, но полностью на ходу. Лена Кац побывала в политехе, педе, меде, пяти техникумах и десяти ПТУ. Там, где есть радио, сделали объявление о месте сбора зрителей. И повсюду развесили плакаты. В общем, никто не потерялся, по-моему. Правда, другая проблема возникла: приехало много народу, у которого нет билетов, и с этим надо что-то де…
– Погоди! – Олег нахмурился. – Я не мог бы тебе позвонить, даже если бы захотел. В ДК телефон не работает с полудня – с самого начала потопа. Мы каждые полчаса проверяли – хотели Уэсу позвонить.
– Да, – сказала Аля каким-то странным голосом. – Для всех телефон не работал. Но если он не из-за потопа сломался, а был отключен кем-то в ДК, этот кто-то знал, как включить телефон, правда?
– Я не звонил! – Олег по-настоящему испугался. – Клянусь жизнью своей, я не звонил!
Стив нахмурился, закрыл глаза, закусил губу, о чем-то ненадолго задумался, а потом решительно кивнул:
– Это точно не ты звонил. Слышимость была плохая – треск, шорох, – но я все равно заметил, что ты пришепетываешь. Еще подумал, что с тобой случилось – то ли зуб болит, то ли побил кто. Мы с Ленкой и Виком сидели. Я им сразу сказал, как положил трубку, – дескать, не понимаю, что с тобой... А сейчас ты не пришепетываешь. Значит, днем мне звонил кто-то другой, назвавшийся твоим именем. Но зачем?!
– Уэс и его команда поехали в ДК в пять, как и договаривались, – спокойно сказал Клим, внимательно глядя на Стива. – Из-за потопа автобус шел до остановки «Парк», так что пришлось идти через парк. Там их встретили, но все обошлось сравнительно мирно.
– Господи! – Стив схватился за голову. – Если бы я знал – обязательно бы вас отвез! Но я и предположить не мог, что…
– Поэтому тебе и позвонили, – кивнул Клим.
Он собирался переговорить с Ленкой и Виком как можно скорее, хотя Стиву, как и Олегу, поверил сразу и безоговорочно. Если Стив придумал шепелявость сам или упомянул о ней по чьей-то указке – «Гвоздям» не сдюжить против настолько толковых противников. Но во всех остальных отношениях враг вел себя гораздо более предсказуемо и наверняка был не прочь стравить рокеров между собой.
Окончание - вкомментах.
Автор: Лис с серебристым мехом
Бета: Lexandrix D-Cross
Размер: миди, около 14000 слов
Пейринг/Персонажи: Клим Песоцкий, Василий Песоцкий, Алексей Мухин, Алевтина Мухина и другие
Категория: джен
Жанр: бытовая мелодрама
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: – Не вой! – рявкнул Клим негромко, но решительно. – Хочешь Уэсу помочь?
– Да! Что угодно сделаю.
– Тогда, как только я закричу: «Десантура идет!» – начинай орать. Но не так, словно тебя режут, а так, словно ты сейчас изнасилуешь всех этих козлов в особо извращенной форме.
– Я не хочу их насиловать, – Муха даже испугался.
– Надо, Муха. Надо.
Клим улыбнулся – и шкваркнул пустой бутылкой о стену.
Примечание: Фик написан как продолжение песни «Мой брат Каин» группы «Наутилус Помпилиус». Автору всегда было интересно, как там дальше развернутся события.
читать дальшеСон Климу снился самый обычный – его, связанного по рукам и ногам, били «духи». Отличие от предыдущих снов имелось только одно. В этот раз духи были вооружены молотками и били в основном по голове.
После особо болезненного удара Клим резко дернулся – и проснулся.
Голова раскалывалась, что, впрочем, было неудивительно после вчерашнего. Клим взглянул на старые ходики, висевшие на стене, – они показывали пять минут четвертого. Похоже, дня, а не ночи, если циферблат удается различить…
Клим застонал, но почти сразу же замолчал. Мамы нет, а малого и его телку радовать незачем.
Клим полежал несколько минут, собираясь с силами. Потом резко поднялся, влез в тапки и, пошатываясь, вышел в прихожую.
В нос сразу же ударила мерзкая рыбная вонь. Чертыхнувшись, Клим открыл кухонную дверь и увидел малого, стоявшего у плиты.
– Ч-что за х-хрень ты ж-жаришь? – Язык слушался с трудом.
– Котлеты, – ответил малой, не поворачиваясь.
– Эт-то не кот-тлеты, а тошнилово!
– Это котлеты. Из скумбрии. Ирина приготовила. Они вкуснее, чем из трески. Кажется, что тресковые котлеты сделаны из манной каши, сваренной на рыбном бульоне. А у скумбриевых хотя бы вкус есть.
– И вонь. – Возражал Клим исключительно из личной вредности. Если бы такая телка, как Ирина, готовила для Клима, он, наверное, и подошвы бы ел. До сих пор не верилось, что тихоня Васька отхватил настолько шикарную шмару, которая к тому же пылинки готова была с него сдувать. А на Клима – ветерана войны, между прочим! – Ирина смотрела как на мебель – старую, но, увы, необходимую.
– Ну, на вкус и цвет товарищей нет. – Малой пожал плечами. – Есть будешь? Котлеты скоро пожарятся.
– Не, не хочу. Я вчера в «Алых парусах» поел.
– Ты там еще и ешь? – Васька поднял брови, став удивительно похож на маму. – Какая неожиданность.
– Да, ем. – Клим почувствовал, что начинает звереть. – И получше, чем ты, между прочим!
– Не сомневаюсь. Мой жизненный план сильно отличается от твоего и стоит дешевле.
Клим ругнулся про себя. Спьяну он проболтался малому о грузе, который привез из Афгана. Васька, разумеется, изогнулся как конек-горбунок и стал корчить из себя высокоморальную цацу. Антисоветчик хренов! А Клим не для себя старался, между прочим. Хотел маме справить соболью шубку. Мама всегда о такой мечтала. А еще – свозить маму в Крым, в Сочи, в Ленинград и дворцы в его окрестностях – мама очень интересно о них рассказывала. Кто же знал, Господи, кто же знал…
Клим застонал. Он, конечно, почувствовал неладное, когда в письмах мама перестала отвечать на его вопросы и лишь мило щебетала о том, как у нее и у Васеньки все хорошо. Но даже вообразить не мог, что эти письма мать сочиняла в онкологии городской, будь она неладна, больницы в перерывах между химиотерапиями. А еще мама строго-настрого приказала малому до последнего врать брату и отправлять ее письма раз в месяц, даже когда…
Клим узнал, только когда дембельнулся. И теперь жил в гостиной, где еще совсем недавно спала мама. Васька поселился в комнате, которую братья раньше делили на двоих.
– Ладно, пожру, – бросил Клим сквозь зубы и сел за стол.
– Тарелку возьми, – сказал малой, не оборачиваясь. – Здесь слуг нет.
– Ага. – Клим достал из буфета тарелку и вилку, потом заглянул в холодильник. Как ни странно, там обнаружилось полбутылки портвейна. Клим поставил бухло на стол, а затем достал из шкафа два фужера.
– Мне не надо, – сказал малой, не оборачиваясь. – Нельзя.
– С каких это пор ты трезвенником заделался? – До отъезда Клима Васька не пил вообще – был тихим, вежливым и хорошо воспитанным мальчиком. Вернувшись домой, Клим был неприятно удивлен, обнаружив, что малой начал бухать. Не совсем всерьез, конечно, но все равно очень прилично. И как только Ирина его терпит!
***
Но она терпела – совсем как мама терпела отца, когда тот с приятелями – седыми, страшными и краснолицыми – садился на кухне, пил самогонку и что-то кричал громким сиплым голосом. Васька был совсем мелким и ничего не понимал, а Клим боялся отца и его дружков и бежал к маме за помощью.
– Не бойся, солнышко, – говорила мама ласково. – Папе сейчас очень больно. Он покричит немного – и успокоится…
Так и происходило. На следующее утро друзья уходили, а отец снова становился самим собой – молчаливым и отстраненным.
Так и получилось, что, думая об отце, Клим обычно вспоминал его нечастые пьянки – и еще похороны.
Людей пришло немного, и почти все были бедно одеты, седоволосы, краснолицы и хриплоголосы.
На кладбище совсем еще мелкий Васька смеялся: ему подарили игрушку – большой пластмассовый грузовик. А Клим стоял как пришибленный – не мог поверить, что отца больше нет и никогда уже не будет.
Когда гроб засыпали землей и могилу полностью обустроили, к маме подошла жуткого вида старуха. Ее пальто выглядело так, словно было найдено на помойке, а на лице алело большое страшное пятно.
– Не плачьте, Вера Андреевна, – просипела она. – Сташек сейчас в раю в ангельском хоре поет. Хороший был человек! Там ему лучше, чем здесь.
– Я знаю, Ядвига Сигизмундовна, – ответила мать, стараясь скрыть слезы. – Но все равно тяжело…
– Вы должны быть сильной! – сипела старуха со странным именем. – И, ради всего святого, отдайте мальчиков в музыкальную школу. У Сташека был очень большой талант.
– Обязательно! – Мать кивнула. – Клим пойдет с сентября, Васеньку тоже устрою, когда немного подрастет.
– Это хорошо. – Старуха затрясла головой, а потом проговорила что-то на непонятном языке.
– Мам, что такое рай? – спросил Клим на следующий день после похорон, когда все гости ушли и в квартире стало непривычно пусто.
– Откуда ты… – Мама вздрогнула, а потом кивнула сама себе и заговорила, тщательно подбирая слова: – Рай – это сказка. Хорошее место, куда, по мнению некоторых людей, попадают хорошие люди после… смерти.
– Значит, папа теперь в сказке? – Клим растерялся от неожиданного поворота.
– Да, – мама кивнула уже увереннее. – Но говорить об этом никому нельзя. Помнишь сказку «Черная курица, или Подземные жители»? Здесь все точно так же.
– Ясно, – кивнул Клим, очень довольный собственной понятливостью. – Буду молчать! А эта старуха, Явига Сизондовна, – спросил он немного погодя, – она тоже из сказки?
– Ядвига Сигизмундовна? – Мать задумалась, а потом кивнула. – Да, можно и так сказать. Кстати, она самая настоящая графиня.
– Как в «Чиполлино»? Ух ты!
– Да, – мама чуть улыбнулась, – как в «Чиполлино».
– Трудно ей, наверно, пришлось после революции, – сказал Клим, вспомнив то, что слышал от воспитательницы в детском саду. – Богатства отобрали, слуги бросили – пришлось самой выкручиваться. А она избалованная, к труду непривычная…
– Да. Ядвиге Сигизмундовне пришлось очень трудно. – Мать ответила спокойно, но так, что Климу почему-то расхотелось задавать новые вопросы.
Слово, данное графине Ядвиге, мама сдержала. Но Климу в музыкальной школе не понравилось, а вот в секции бокса – очень даже. Зато Васька музыку просто обожал и бежал после обычной школы в музыкальную как на праздник. Да еще и в школьном хоре пел. Кто же знал, что все так обернется? Кто ж знал, что Васька увлечется этим проклятым роком и сначала создаст рок-группу в школе, а потом – в политехе?..
***
Только сейчас, глядя на брата, Клим вдруг понял, что тот очень похож на отца – не на такого, каким его помнил Клим, а на такого, каким Станислав Песоцкий был на старенькой выцветшей фотографии, которая бережно хранилась в семейном альбоме. Разница заключалась лишь в том, что у отца на давнем снимке волосы были короткие, а Васька патлы собирал в хвост. Хиппи недорезанное, надо же! А так – одно лицо. Может, потому мама и любила его больше?..
Клим одернул себя. Нельзя так думать! Мама любила их обоих совершенно одинаково! Просто Васька чаще болел, а, будучи здоровым, постоянно попадал в передряги. И отца не помнил совсем. И одежду вечно за старшим донашивал, вот и все…
– Сегодня мне пить нельзя.
Клим так глубоко задумался, что даже не сразу понял, что малой ответил на его вопрос. Точнее, отбрехался, а толком ничего не сказал. Надо же, какие тайны мадридского двора!
Тем временем Васька положил на стол подставку и водрузил на нее скворчащую сковородку. Затем откинул на дуршлаг картошку из кастрюльки, которая варилась на соседней конфорке, – а Клим ее поначалу и не разглядел. Мдя, интересно девки пляшут!
– А Ирка где?
– Где надо. – Малой нахмурился, но потом ответил по-человечески: – В ДК с утра уехала. На машине. Вместе с Олегом и другими. Там уборщица то ли в отпуске, то ли в запое. Грязь жуткая! Вот девочки и вызвались прибраться.
Клим чуть не спросил, из-за чего весь сыр-бор, как вдруг догадался. Так, елки, концерт же сегодня! Точно! Разговоры о нем шли с тех пор, как Клим дембельнулся. Разрешали несколько раз, потом запрещали, потом переносили. И вот. Дождались…
Малой достал из буфета тарелку и вилку, сел за стол, наложил себе жратву и отломил вилкой кусочек котлеты.
– Боишься? – спросил Клим не без злорадства.
Малой задумался, потом кивнул:
– Да. До этого мы только перед своими играли, в рок-клубе. А концерт в ДК – уже официальный дебют. И Муха еще… Гитарист наш. Он, конечно, как бог играет, но парню всего шестнадцать. Могут нервы не выдержать. А Пашка мегакрут, но иногда напивается в самый неподходящий момент. Тогда пиши пропало. А еще… – Малой вздрогнул. – А, ладно. Тебе это неинтересно.
– Неинтересно. – Климу действительно были неинтересны дела рокеров урюпинского разлива. Василий Песоцкий – советский Джон Леннон! Это было так глупо, что даже не смешно. Не место корове в царских хоромах. Не в свои сани не садись. Нацепила ворона павлиньи перья… И вообще, не надо Ваське в эти дела влезать. Рокеров сажают, между прочим.
Свои мысли Клим оставил при себе. Он уже высказал все малому сразу после возвращения. Тот поблагодарил за советы и заверил брата, что сам разберется в своих делах. Поняв, что значат эти слова, Клим попытался вразумить идиота физически, однако что-то пошло не так.
Васька не испугался. То есть испугался, конечно, но за Ирину, которая как раз в ту ночь у него ночевала. А в целом малой держался так, будто на него каждый день наскакивают пьяные громилы с ножичками. Это Васька-то, который в жизни своей ни разу не дрался! Но притом ни секунды не сомневался, что брат его ударит, – такие вещи Клим понимал всегда.
И растерялся от странного поведения малого. Обычно люди, видя громилу с ножичком, пугались до усрачки – Клим трусов не трогал, брезговал. Но были и такие, кто, наоборот, спокойно буркал глазами, не веря, что один советский человек способен другого советского человека… Этим Клим вгонял ума по самые нидерланды, чтобы знали, на каком свете живут.
А вот малой не боялся, хотя четко понимал, что брат вполне может ударить. Это настолько озадачило Клима, что он решил не трогать Ваську, пока не разберется в причинах его странного поведения. Но разбираться оказалось некогда: жизненный план принес на удивление много денег. Оплатив маме хороший памятник и оградку, похожую на ту, что была в Летнем саду Ленинграда, Клим решил красиво погулять перед тем, как найти работу. А в «Алых парусах», хоть и назывались они безалкогольными, денежным клиентам наливали неплохое бухло. Да и официантка Беллочка там была… Настоящая белочка, одним словом!
Отдых после дембеля затянулся дольше, чем планировалось. Деньги заканчивались, да и перед малым, который, бросив институт, вкалывал в котельной, было неудобно, так что Клим собирался в ближайшие дни отправиться на поиски работы. Повторять жизненный план намерений не было: он же не преступник, в конце-то концов! Просто после Афгана требовалась какая-то компенсация, вот и все. И маме помочь хотелось… Ох, кто же знал!.. А теперь – хана! Еще пара-тройка дней – и нужно идти искать работу. Но не сегодня. Очень уж голова болит…
Братья думали каждый о своем, и обед проходил в молчании. Клим уговорил полбутылки, пообещав малому сегодня же вечером компенсировать выпитое бухло. Тот кивнул, явно не очень понимая, что ему втолковывают.
Когда почти закончили есть, зазвонил телефон. Малой встал из-за стола, вышел в прихожую и взял трубку.
– Да! Да, это я. Что?! Понятно. Спасибо, что позвонили. Извините, я спешу.
Затем вернулся на кухню, сел за стол и начал собирать последним куском картошки остатки жира с тарелки. Закончив обед, набрал горячей воды в тазик, сложил туда тарелку, вилку и сковородку и, к ужасу Клима, сыпанул в воду немного растворимого кофе.
– Ты совсем сдурел?! – Голос почти не слушался. – Где мы еще кофе возьмем, идиот?!
– Найдем. – Малой чуть улыбнулся. – Среди поклонников «Гвоздей» есть сын директора гастронома – он обещал помочь. А тарелки от рыбного запаха отмывает только кофе.
Завершив хозяйственные хлопоты, Васька отправился в прихожую и начал крутить телефонный диск.
– Антон? Это я. Напоминаю распорядок действий. В пять часов все встречаемся на остановке у универмага «Юность». Каждый должен иметь с собой шесть копеек одно– двух– и трехкопеечными монетами. Все вместе садимся в десятый автобус, покупаем билеты и едем до конечной. Там не выходим, а организованно покупаем еще одну партию билетов и едем до остановки «Дом Культуры имени Воровского» – она в двух шагах от входа. Никто не опаздывает! Каждый берет с собой шесть копеек в правильной комплектации! С зареченскими шутки плохи. И не хватало еще, чтобы нас замели в ментовку за безбилетный проезд. Передай дальше по цепочке. До встречи! Отбой!
– Это вы в Заречье выступать собираетесь?! – Клим не верил ушам.
– Да. – Малой чуть нахмурился, а потом улыбнулся. – Ничего, у нас все ходы просчитаны.
– Да местные гопники вас…
– Не успеют. В автобусе драться не рискнут, а остановка прямо у входа в ДК. Контролеров тоже не стоит бояться: у меня есть деньги на билеты для всех – на случай, если кто-то забудет.
Малой потряс рукой в кармане брюк. Там зазвенело.
– А почему не на машине? Девочек же подвез этот… как его… Олег.
– Да, подвез. Но сейчас ему не до нас. Олег – звукач, он ДКовскую аппаратуру настраивает, а это дело может затянуться надолго. Кроме того, девочек не тронут даже зареченские: не полные же они козлы. А вот машину с нами могут и остановить – например, стекло на дороге рассыпать. Место же глухое; там только десятый автобус ходит раз в год по обещанию. – Малой взглянул на шикарные пластиковые электронные часы «Casio» на запястье и охнул: – Ну все. – Он надел старые ботинки и куртку, которые Клим помнил еще с доафганских времен. – Мне пора! Будешь уходить – как следует захлопни за собой дверь. Пока!
Едва за Васькой щелкнул замок, как телефон снова зазвонил. Клим бросился в прихожую и взял трубку.
– Василий Станиславович! – В красивом, звучном мужском голосе слышалось волнение. – Пожалуйста, не бросайте трубку! Прошу вас, выслушайте меня до конца! Никуда сегодня не ходите, слышите?! Концерта не будет, повторяю это еще раз! Решение принято на самом высоком уровне – решение неофициальное, но очень серьезное. Вы не дойдете до Дома Культуры – просто не дойдете, и все. Пожалуйста, останьтесь дома! Поверьте, отмененный концерт – это не конец света. Рано или поздно времена изменятся, и все будет можно. Но не сейчас! Сейчас нужно немного переждать. Повторяю: вы не дойдете! Вас остановят.
– Да кто вы такой… – просипел Клим, когда смог говорить.
На другом конце трубки послышались гудки.
– Васька! – Клим распахнул входную дверь, бросился к лифту, вызвал его. Спустился вниз, выбежал во двор, но брата нигде не было.
Только сейчас Клим почувствовал, что замерзает, и выругался в голос. Выбежал на улицу он в одних трусах, что для конца октября было, бесспорно, смело, но не слишком-то осмотрительно. Пришлось возвращаться домой и влезать в первые попавшиеся шмотки.
До остановки у универмага Клим бежал – и даже почти не запыхался. Но опоздал – увидел лишь зад уезжавшего десятого автобуса.
Начал накрапывать дождь, и это несколько остудило пыл. Клим задумался. Может, странный звонок – просто розыгрыш?! Другие городские рок-группы не позвали играть в ДК, а «Гвозди» пригласили, вот братья-рокеры и решили устроить каверзу удачливым конкурентам? Да и вообще, Васька как нарочно нарывается на неприятности! Знает ведь, что власть не одобряет рок, – но все равно лезет на рожон. Вот пусть сам и расхлебывает! А Клима в «Алых парусах» ждут. Мерзкий вкус рыбных котлет и дешевого портвейна надо заесть и запить чем-то приличным.
Клим нахмурился, засунул руки в карманы. И в самом деле, он Ваське не сторож! Пусть малой сам решает свои проблемы.
Тут, как нарочно, подъехал пятый автобус, на котором проще всего было добраться до «Алых парусов». Клим зашел в гостеприимно распахнутые двери, выудил из кармана куртки трехкопеечную монету, чтобы купить билет…
И, чертыхаясь про себя, направился к дверям, расталкивая людей. Мама любила Ваську и хотела, чтобы Клим о нем заботился. Конечно, Васька уже взрослый, но в некоторых вопросах совсем дитя малое, хоть и научился бухать. Разумеется, Клим не собирается тащить на себе брата всю жизнь, но сегодня у Васьки и вправду важный день, так что можно его и поддержать – в первый и последний раз.
Дальнейший план действий был ясен. Следовало поймать такси или частника и нагнать автобус с Васькой и его бандой.
Клим засунул руки в карманы штанов – и выругался матом. Второпях он надел не те брюки, которые носил последние дни и где хранил деньги на мелкие расходы, а другие. В карманах этих штанов денег не было ни копейки. Имелась только мелочь в карманах куртки.
Клим задумался, бежать ли домой за деньгами или взять частника, пообещав расплатиться с ним вечером, но Судьба рассудила иначе. К остановке подошел десятый автобус. Клим решительно залез внутрь.
– Автобус следует до остановки «Парк имени Урицкого»! – раздался в салоне хриплый голос шофера, искаженный динамиком. – До Парка Урицкого автобус!
Сердце Клима упало. Парк Урицкого был, можно сказать, родным домом местных гопников. Чужакам там ходить не стоило.
– Вы не знаете, почему автобус не едет до конечной? – спросил Клим у толстой тетки с большими сумками. – Что случилось?
– Знаю, конечно. – Она пробормотала под нос ругательство. – Трубы водопроводные еще в полдень в Заречье лопнули! По улицам кипяток течет. Три квартала без воды оставили, ироды! А ремонтников нет как нет: на другом объекте заняты. И это на семидесятом году советской власти! Ох, Сталина на них нет!
Только нечеловеческим усилием воли Клим удержался от громкого мата. Насколько помнилась география Заречья, остановка «Парк» находилась на одном конце парка Урицкого, а ДК имени Воровского – на другом конце парка. Даже если по улицам течет кипяток, в парке его, скорее всего, нет: кому и зачем нужно прокладывать там водопроводные трубы?! Это значит, что Васька и его команда выйдут на нынешней конечной остановке десятого автобуса и направятся в ДК через парк, то есть через территорию гопников. Господи, как же неудачно получилось! Даже ножа с собой нет, Господи!..
Клим одернул себя: не стоит умирать прежде смерти. Может, он зря себя накручивает, а гопники вообще дома сидят: октябрьский дождик – не самое подходящее время для прогулок. Но если не зря – тоже ничего страшного. «Духи» пострашнее любых гопников будут, а Клим с ними справился и живым домой вернулся.
Большинство пассажиров вышли раньше конечной: никто не хотел идти парком в октябрьские сумерки.
Две старушки, покинувшие автобус вместе с Климом, решительно зашагали по опушке – в обход. Конечно, будь у Васьки мозги и хоть немного свободного времени, он поступил бы так же, но пойти в обход означало потерять час или даже полтора. А концерт для малого важен, и это время он наверняка решил потратить на подготовку к выступлению. Значит, пошел напрямую…
Клим уже направился по асфальтированной дорожке в глубь парка, как вдруг увидел совсем неподалеку детское кафе – как ни странно, работающее. Это было великолепно! Улыбаясь, Клим зашел внутрь и, собрав мелочь в карманах куртки, потряс немолодую продавщицу до глубины души, купив темно-зеленую стеклянную бутылку газировки «Буратино».
В высшей степени удачное приобретение подняло настроение и успокоило. Сверившись с картой парка, висевшей у дороги, Клим двинулся в путь по абсолютно безлюдной аллее.
С каждой минутой становилось все темнее. Фонари на аллее горели через два на третий. Дождь усиливался.
Через пятнадцать минут ходьбы обнаружилось, что центральная часть парка перекопана вдоль и поперек. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не свалиться в ямы, которые возникали то тут, то там. Клим порадовался, что Васька идет не один: у малого была близорукость минус шесть, так что без поддержки друзей он вполне мог переломать ноги самостоятельно, в отсутствие всяких гопников.
Клим был готов к неожиданностям, но, услышав впереди гул голосов, вздрогнул. Надеялся, что все обойдется, надо же! Вот идиот! Держи карман шире…
Клим сошел с аллеи и дальше зашагал среди деревьев, контролируя каждый свой шаг, чтобы не зашуметь и не свалиться в одну из многочисленных ям.
Удача снова улыбнулась ему: впереди возвышалась белая (точнее, серая от грязи и старости) беседка, дверь которой находилась со стороны, откуда шел Клим. Рядом возвышалась гора вывороченных из земли деревянных скамеек. Пригибаясь, Клим проскользнул к двери, проник внутрь и подошел к окну, которое выходило в глубину парка.
От увиденного стало очень не по себе.
Аллею перегораживала стая гопников – человек тридцать с кастетами и цепями. Напротив них – спиной к Климу и ближе всех к врагам – стоял Васька. За ним теснилась группа – три человека с футлярами для музыкальных инструментов.
– Что-то мало вас, – лениво говорил крепкий, накачанный главарь гопников, стоявший лицом к лицу с малым. – У вас же еще мелкий был какой-то. С гитарой.
– Муха? – спокойно уточнил Васька. – Он еще утром приехал. На машине с девочками.
– Не было там никакого Мухи! – тявкнул худой и дерганый подпевала главаря. – Я видел!
– Ты умеешь видеть сквозь капот? – искренне удивился малой. – Муха в багажнике ехал. Машина и так была битком набита. Сидеть на коленях у девочек Муха не захотел, потому что застенчивый. А проверяет инструмент и зал он всегда заранее, с самого утра. Знаете же, наверное, как Муха играет…
Два амбала, стоявшие за спиной главаря, решительно закивали.
Клим вдруг услышал шорох в дальнем углу беседки – и обернулся, занеся бутылку с газировкой для удара. К счастью, успел удержать руку, увидев худого пацаненка, закрывавшего своим телом футляр с гитарой.
– Муха?! Ты, что ли?! – Клим вспомнил мальчишку, который регулярно забегал к ним домой и смотрел влюбленными глазами на Ирину.
– Ага. – Муха всхлипнул. – Ты не думай, я не струсил! – шепотом затараторил он, давясь слезами. – Уэс велел! Сказал – гитару нужно беречь! Она импортная, дорогая. Мы в большие долги влезли, чтобы ее купить…
Клим притормозил, пытаясь понять, кто такой Уэс. Разобравшись, важно закивал:
– Уэс совершенно прав! Инструмент надо беречь!
– Я не знаю, как твой подпевала играет, – тем временем отчеканил громила, – и знать не хочу. Антисоветская грязь меня не интересует!
Муха снова всхлипнул.
– Да успокойся ты! – Клим заставил себя улыбнуться. – Ничего страшного! Пустяки, дело житейское! Газировку хочешь?
– Что?! – Пацаненок даже вздрогнул от неожиданности. – Нет, спасибо.
– А жаль. Хорошая газировка. Я вот тоже не хочу…
Клим чиркнул бутылкой об стену, вспоминая приобретенное еще до Афгана полезное умение. Не забыл, надо же! Железная крышка отлетела сразу – никакие открывашки не понадобились. Затем Клим перевернул бутылку, чтобы газировка вылилась на пол беседки.
– Я не антисоветчик, – сказал Васька негромко, но твердо. – И мои музыканты тоже не антисоветчики. Мы патриоты, мы любим свою страну и гордимся ею. Но любить и гордиться – это не значит молчать о недостатках. Наоборот, о недостатках нужно говорить громко и открыто – иначе их не исправить. Почему в наших магазинах годами нет ни колбасы, ни сосисок? Почему многие наши бабушки по-прежнему стирают в реках? Почему столько семей всю жизнь живет в комму…
– Заткнись, падаль! – Громила ударил малого кастетом в лицо. Брызнула кровь. Васька пошатнулся, закрывая рану рукой. Его подхватил один из музыкантов – Антон, кажется. Точного имени Клим не помнил, хотя участники группы бывали у них дома часто. Не интересовался, и все.
Муха взвыл, закусив запястье.
– Не вой! – рявкнул Клим негромко, но решительно. – Хочешь Уэсу помочь?
– Да! Что угодно сделаю.
– Тогда, как только я закричу: «Десантура идет!» – начинай орать. Но не так, словно тебя режут, а так, как будто ты сейчас изнасилуешь всех этих козлов в особо извращенной форме.
– Я не хочу их насиловать. – Муха даже испугался.
– Надо, Муха. Надо.
Клим улыбнулся – и шкваркнул пустой бутылкой о стену. Удар оказался рассчитан абсолютно верно. Вся нижняя часть отвалилась именно так, как нужно, а в руках Клима осталось горлышко, превратившееся в симпатичную «розочку» с острыми краями.
На аллее гопники надвигались на музыкантов, а те отступали шаг за шагом. Антон поддерживал Ваську, лицо которого заливала кровь. Было ясно: еще несколько шагов – и банда малого развернется и побежит. Но далеко они не уйдут, тем более с раненым.
«Их здесь и прикопают, – произнес в голове Клима незнакомый голос. – Ямы уже готовы – лишь землей засыпать осталось. Найдут тела только весной – если вообще найдут. И никто не докажет, что это убийство, а не смерть от ошпаривания кипятком. Никто уже не вспомнит, что в парке кипятка не было…»
– Ну, я пошел.
Клим улыбнулся, засунул «розочку» в карман куртки, вышел из беседки, поднатужился. Поднял с земли одну из скамеек.
И пошел на таран.
***
Заметили Клима не сразу.
А, заметив, не сразу среагировали. Конечно, мужик, который в шестом часу вечера в дождливом октябрьском парке молча шагает со скамейкой наперевес, – явление странное, но в жизни и не такое бывает. А лишних проблем шакалы не хотели. Совсем.
Клим не понял, узнал ли его Васька. Скорее всего, нет: с такой близорукостью и залитым кровью лицом всяко не до того, чтобы разглядывать посторонних работяг.
Насчет Васькиной группы было не так очевидно, но парни все сделали правильно – молча расступились в разные стороны, давая дорогу; Антон продолжал поддерживать Ваську.
А вот шакалам отступать было некуда. Точнее, места-то хватало, но очень уж хорошую загонную позицию они занимали. Жаль было терять. Да и перекопанная земля вокруг не располагала к далеким прогулкам.
Поэтому шакалы расступились совсем чуть-чуть. Вот и молодцы. Хорошие ребята…
Дойдя до правильного места, Клим огрел скамейкой тех, кто стоял рядом, и заорал что есть мочи:
– Бросай оружие! Десантура идет! Сдавайтесь, гады!
Затем швырнул скамейку туда, где шакалов было особенно много. Пока она летела, вытащил левой рукой «розочку» из кармана куртки и шваркнул ею главаря по глазам, порадовавшись тому, что остановился на самом правильном месте.
Правой рукой выхватил кастет из ослабевших рук главаря – и врезал одному из двух амбалов.
Б-б-б-ам-м-м-м! Это время поет: «Б-б-б-а-м-м!» А сейчас оно загудело у Клима в голове.
Не падать! Надо развернуться и постараться достать того, кто ударил…
Отступил, зараза!
Но совсем рядом оказался тощий подпевала главаря.
Получи, фашист, гранату! Так, хорошо.
А что у нас теперь?.. Клим оглянулся, стараясь не обращать внимания на резкую боль в голове.
Главарь с залитым кровью лицом тихо-тихо отходил в сторону – это хорошо, значит, рука не подвела.
Тощий подпевала, чуть покачиваясь, держался за голову, из которой шла кровь, – это тоже хорошо, но он вообще не боец.
А вот амбал, которого Клим достал кастетом, оклемался и снова пошел в бой. Ничего, недобитая гидра империализма! Сейчас мы тебя добьем. Только надо понять, где второй амбал, нетронутый. Против двоих не сдю… будет трудно.
Ух ты! А второй амбал падает как подкошенный. Ничего удивительного – от такого удара камнем по голове можно сотрясение мозга словить без проблем. А камень в руках у Пашки – мегакрутого любителя выпить. Рядом с Пашкой – еще один Васькин парень, его имени Клим совсем не помнил. Этот безымянный держал в руках доску. Так себе оружие, конечно, но лучше, чем ничего. А Антона не видно, и Васьки тоже. Похоже, Антон отвел раненого в тыл – это правильно.
Клим так увлекся анализом ситуации, что пропустил удар от недобитого амбала. В голове снова зазвенело, но, как ни странно, прояснилось. Стали слышны дикие вопли:
– Первое отделение, заходи слева! Второе – справа! Граждане хулиганы, вы окружены! Всем лечь на землю! Руки поднять над головой! В руках держать паспорт или другой документ, удостоверяющий личность!
– Есть, товарищ генерал! – откликнулся незнакомый голос. – Парни, заходим слева. Никого не бить! А если бить, то осторожно, но метко.
– Есть, товарищ генерал! – Васькину луженую глотку Клим узнал бы из тысяч. – Парни, заходим справа. Без излишеств, ироды! Бить только в ответ на явное сопротивление органам власти. А то знаю я вас…
Клим восхитился лужеными глотками и фантазией простых советских рокеров, от радости пропустил еще один удар непонятно от кого, но затем собрался и вдарил кастетом обидчику, а потом увернулся от нового удара амбала. Достать его не получилось.
Несмотря на эйфорию, Клим очень хорошо понимал: сейчас исход битвы зависит от того, есть ли среди шакалов хоть один толковый боец, способный построить грамотную атаку. Если есть – и братья Песоцкие, и музыканты рок-группы «Гвозди» через несколько минут найдут последний приют в Парке имени Урицкого. Очень уж велико преимущество врагов в живой силе и вооружении.
Но среди шакалов не нашлось не только льва, но даже и волка. Возможно, грамотную атаку мог бы построить главарь, но он после удара «розочкой» по глазам заскучал и потерял всякий интерес к схватке. Амбалы и есть амбалы, они думать не умеют. Подпевала трусоват; он способен лишь поддакивать. А остальные – шлак, пустая порода, они хотят только бить тех, кто не сопротивляется.
Как и следовало ожидать, на приказ лечь на землю шлак отреагировал самым предсказуемым образом – начал разбегаться.
И вот тут в бой вступил еще один важный фактор – фактор пересеченной местности. Клим на него почти не надеялся – точнее, надеялся, конечно, но примерно в той же степени, что и на Деда Мороза.
Ай, не подвел дедуля! Новый год в этом году наступил в октябре.
От великого ума немалая часть шлака решила убежать от страшной десантуры не по аллее, а по лесу – по темному ночному лесу, перекопанному вдоль и поперек. Это предсказуемо привело к весьма печальным последствиям: вскоре с разных сторон послышались дикие вопли и крики о помощи. Остальные шакалы, разумеется, поняли их как крики пленников, избиваемых десантурой, и увеличили скорость драпанья.
Через несколько минут на поле битвы остались победители – и дикие вопли:
– А-а-а! Спасите меня! Вытащите меня немедленно! Тут холодно и сыро! И больно очень! Я, кажется, ногу сломал!
Клим почувствовал, что ноги больше его не держат. Оглянулся, еще раз проверяя, нет ли шакалов в пределах видимости. Никого не обнаружив, спросил непослушными губами:
– Ва… Уэс как?
– Хорошо. – Голос был такой сиплый, что Клим не сразу узнал Муху. – Насколько можно судить, глаза не задеты.
– З-за… меча-ательно. – Больше всего Климу сейчас хотелось лечь прямо на землю и лежать долго-долго. Но делать это было никак нельзя. Совсем. Даже если очень-очень хочется.
– Ты-то сам как? – робко спросил Муха, выходя из-за дерева. – Выглядишь… не очень.
– Я в порядке. Надо идти. Вряд ли они вернутся, но чем черт не шутит.
– А ты… дойдешь? – спросил Антон, вместе с малым подходя к Климу. Васька опирался на руку боевого товарища, но в целом выглядел лучше, чем можно было ожидать.
– Он дойдет, – хрипло сказал малой. – У него башка… железная. Только кровь смыть надо.
– Чем?! Если дождем – по дороге все равно смоет. Умоюсь в ДК. Время дорого. У вас концерт сегодня, ты не забыл?
– Помню. – Васька улыбнулся разбитыми губами. – По коням, парни.
– Не бросайте меня! – Снова послышался голос откуда-то из-под обочины. – Спасите! Не оставляйте здесь! Вы же люди!
– Это что? – Малой вздрогнул от крика.
– Пленный, – ухмыльнулся Клим. – Брошен сбежавшим противником.
Стараясь ступать как можно аккуратнее по качающейся земле, он подошел к месту, из-под которого доносились вопли, и взглянул вниз, поморщившись от резкой боли в голове.
На дне глубокой ямы, наполненной водой, лежал тощий шакаленок. Его ступня была вывернута под невозможным углом. Увидев Клима, шакаленок задрожал и попытался отползти в дальний угол ямы.
– Ты кто такой, чтобы тебя спасать? – спросил Клим сурово.
– Я… я человек, – пролепетал тот. – Хорошие люди не бросают человека на верную смерть!
– А с чего ты помирать-то решил? – удивился Клим, с трудом ворочая языком. – От переломов не умирают. Мы, как в ДК придем, сразу «скорую помощь» вызовем. Приедут через пару-тройку часиков, заберут тебя и полечат. Как новенький будешь. А пока полежи, о поведении своем подумай.
– А-а-а! – заорал шакаленок, прикрывая голову руками. – Не бросайте меня! Я до «скорой» не доживу! Здесь по ночам Бабайка бродит! Он собирает души заблудившихся! Здесь нельзя ночью…
Тут неизвестно почему Клима разобрал хохот – дикий, безудержный, до слез. Глядя на Клима, засмеялись и остальные. Только шакаленок не смеялся, а трясся, словно в лихорадке.
– Давай его вытащим, – сказал малой, подходя к Климу. – Мы все же люди, а не звери.
– Уэс, – после удара голова Клима работала медленно, но верно, – не строй из себя фиалку. Этот гад убил бы нас всех, закопал – и не поморщился бы! Полежит пару часиков – авось поймет, что сделал не так. И вообще это все чушики собачьи…
Клим подмигнул брату, очень надеясь, что тот еще помнит их тайное слово из детства. Хотя надежды было мало, конечно, – после таких-то потрясений.
Но, как ни странно, Васька понял и важно кивнул:
– Да. Ты, пожалуй, прав. Пусть полежит, подумает. По коням, парни. Все помнят, в каком направлении идем?
– Да, – ответил Антон. – Тут прямо по аллее – не собьешься.
– Вот и хорошо.
Клим, Васька и музыканты решительно зашагали вперед, не обращая внимания на вопли шакаленка. Тот, однако, не умолкал и продолжал орать:
– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Не бросайте меня! Я сдохну здесь! И вы окажетесь виноваты! Вас совесть всю жизнь потом мучить будет! Я тут не могу! Меня Бабайка унесет! Ну спасите, умоляю! Я… я всем знакомым ваши песни рекомендовать буду! Я десять ваших кассет куплю! Нет, двадцать! Я… – Из ямы послышался дикий вой, потом рыдания, а затем вполне отчетливые слова: – Я расскажу, кто Шурупу приказы отдает! Я случайно увидел! А потом случайно услышал!
Они прошли еще несколько десятков шагов. Потом Клим споткнулся и толкнул малого. Он не понял и протянул Климу руку. Тогда тот толкнул сильнее и прошептал: «Чушики собачьи», – почти не надеясь на успех.
К счастью, до Васьки все же дошло.
– Может, вытащим раненого? – лениво спросил он. – Не звери же мы. Клим, справишься?
– Ага. – Он ухмыльнулся. – Муха, поможешь? – Дождавшись счастливого кивка, сказал строго: – Пока нас нет – всем стоять на месте. Никуда не уходить и не терять друг друга из виду! Бабайка там или не Бабайка, но место нехорошее, сами видите.
– Как скажешь, – кивнул Васька очень серьезно.
На полпути к яме Клим зашептал:
– Муха, ты мегакрутой мужик! Сейчас на тебя вся надежда. Ты очень много сделал в драке, но пострадал меньше других. У тебя голова лучше всех сейчас работает. Этот шакаленок – «язык», как в кино про войну. Его надо расколоть, но не строгостью, а лаской и заботой. Войди в его положение, посочувствуй – и он тебе выложит всё о людях, которые отдают приказы гопникам, понимаешь? Это очень важно. Если мы узнаем, кому подчиняются шакалы, то сможем их остановить, понимаешь?
– Да. – Муха кивнул очень серьезно. – Не знаю, справлюсь ли, но постараюсь.
– Справишься. – Клим улыбнулся. – Ты так орал во время драки, что я сам поверил в отряды десантуры. Когда придем в ДК – первым делом найди лист бумаги, напиши там все, что пленный тебе расскажет, и любой ценой заставь его подписать показания. Если уговоришь подписать еще и чистый лист бумаги – будет совсем прекрасно.
Муха кивнул, о чем-то напряженно размышляя.
Они наконец подошли к яме с шакаленком.
– Посторонись! – Клим подошел к куче скамеек, лежавшей рядом с беседкой, взял одну, бросил в яму и скомандовал: – Я буду их осторожно сбрасывать, а ты складывай в лестницу, чтобы по ней подняться наверх.
– Я не смогу! – возопил шакаленок. – Они тяжелые и неудобные, а у меня нога сломана!
– Тогда пропадай здесь. Я ведь не Ромео, а ты не Джульетта. Тащить тебя на руках из ямы не буду.
Шакаленок всхлипнул, но осознал ситуацию и начал действовать. Пока он, подвывая от боли, сооружал из скамеек лестницу и карабкался по ней, Клим нашел доску подходящего размера, затем снял рубашку и разорвал ее на бинты.
Когда голова шакаленка показалась над ямой, Клим вытащил его на поверхность, наскоро перевязал сломанную ступню и зафиксировал ее с помощью доски. Получилось не ахти, но лучше, чем ничего.
Затем выломал длинный и относительно прямой сук. Протянул шакаленку:
– Держи! Пойдешь, опираясь на него.
– Я не смогу идти! – заверещал шакаленок. – У меня нога сломана!
– Значит, поползешь. Ползти придется быстро: мы спешим и ждать тебя не будем.
– Сво…
Шакаленок вознамерился снова зарыдать, но тут заговорил Муха:
– Ладно, обопрись на меня! Мы же люди все-таки. И палку не бросай!.. Вот так, молодец… Тебе ведь не очень больно, правда?
– Больно. – Шакаленок снова всхлипнул. – Но терпеть можно.
– Вот и замечательно!.. Как тебя угораздило попасть в такую передрягу, я не понимаю. Вроде приличным парнем выглядишь, а с гопниками связался…
– А как иначе-то? – Пленный вздохнул. – У нас в Заречье просто. Шуруп скажет – все делают. А тому, кто не сделает, будет очень плохо.
– Да, не повезло тебе! А откуда у Шурупа такая сила-то взялась? Вроде с виду обычный амбал…
Доброе слово Мухи в сочетании с грозным видом Клима возымело результат. Шакаленок перестал стонать и наловчился ковылять на одной ноге, опираясь на руку Мухи и на палку. Двигался даже быстрее, чем можно было ожидать.
Вскоре они нагнали Ваську и его музыкантов и продолжили путь.
Клим старался контролировать происходящее, но получалось плохо. Казалось, он идет в тихом, темном и безлюдном тоннеле, пол которого то и дело ускользает из-под ног.
С каждой секундой двигаться становилось труднее. Темнота сгущалась прямо на глазах, а тишина по-настоящему оглушала.
Когда впереди показались редкие огоньки, Клим окончательно уверился, что это и есть тот самый свет в конце тоннеля, о котором столько пишут.
Однако затем послышались крики:
– Уэс! Антон! Муха! Это вы?
Огоньки оказались фонариками, которые держали в руках Олег, Ирина и незнакомые девушки.
– Васенька! – Ирина опомнилась первой и бросилась к нему. – Любимый! Я… волновалась очень. Я знала, что ты жив! – Она заплакала навзрыд, уткнувшись в его плечо. – А мы всё-всё подготовили! Всё вычистили, выскребли, плакаты развесили. Красиво получилось! Как в настоящем концертном зале! Олег аппаратуру посмотрел – говорит, крутая она здесь, он даже не ожидал…
Олег-звукач кивнул.
К остальным парням тоже бросились девушки, смеясь и плача.
Клима озадачила одна странность, причем он не сразу понял, какая именно. А потом сообразил. Никто – ни Олег, ни девушки – не удивился. Все радовались, ревели, но никто не спрашивал, что случилось. Знали? Но откуда?.. Или приходить в таком виде на концерт для музыкантов «Гвоздей» – самое обычное дело?
От мыслей заболела голова, а в дальнем уголке памяти шевелилась еще какая-то идея. Поймав ее наконец за хвост, Клим сосредоточился и взглянул на Муху. Он совсем пацан еще, вряд ли девушкой успел обзавестись, так что может скиснуть. Надо поддержать парнишку!
Однако Муху тоже обнимали – только не девушка, а на удивление молодая мама очень строгого вида.
Клим собрался с силами и направился к ним. Мать у Мухи, конечно, молодец, ничего не скажешь. Но никакую маму не обрадуют такие похождения сына. Дома все равно ругаться будет. Надо помочь пацану…
– Гражданочка! – внушительно заговорил Клим, откашлявшись. – Хочу сказать вам огромное спасибо за воспитание такого прекрасного сына! Это настоящий мужчина! Он никогда не лезет на рожон, четко выполняет поставленные перед ним задачи…
Клим осекся, сообразив, что в точности повторяет сержанта Зубкова, что в данном случае не совсем в тему. Все-таки рокеры – это не солдаты-срочники.
Попытался придумать более человеческие слова, но голова раскалывалась, так что другие мысли в голову не лезли.
В довершение всех напастей вокруг стало как-то подозрительно тихо. Девушки прекратили рыдать и глядели на Клима очень недовольно. А Муха вообще смотрел так, будто Клим у всех на глазах обделался.
– Что не так? – спросил Клим непослушными губами.
– Аля – моя сестра! – отчеканил Муха гневно. – Она всего на восемь лет меня старше!
Ой-ё...
– П-простите великодушно, г-гражданочка! – От ужаса язык стал заплетаться. – Т-темно вокруг, не разглядел… И вообще я сейчас не в лучшей форме…
– Я вижу. – Аля милостиво кивнула. – И вообще мне нравится, что я кажусь старше. Молодого врача многие считают неопытным и глупым, хотя это не всегда так. Я, например, с шестнадцати лет в больницах работаю. Разумеется, начинала не доктором, а санитаркой, но опыт от этого никуда не девается, правда? И в мед поступила с первого раза, причем без всякого блата. И институт закончила с красным дипломом.
– Вот поэтому я и ошибся! – закивал Клим, преодолевая резкую боль в голове. – Вы выглядите очень опытной женщиной… Опытным доктором, – быстро поправился он, заметив, что девушки опять нахмурились.
– Ваше состояние я вижу, конечно. – Аля энергично кивнула. – Давайте посмотрю раны.
– Нет! – Клим затряс головой, отчего перед глазами поплыли искры. – Сначала – Уэс. Я свое на сегодня уже отплясал, а ему еще петь. Сначала – Уэса, потом меня.
– А я как же?! – возмутился шакаленок.
– А пленники – в порядке живой очереди, – злорадно ответил Клим и объяснил Але: – Это гопник. Он в яму упал, а подельники разбежались. Не бросать же было.
– Он убить нас хотел и прикопать в парке, – закивал Муха. – Ям там полно!
Девушки дружно ахнули. Олег пробормотал себе под нос что-то нецензурное.
– Зря тащили с собой, – жестко сказала Аля. – Надо было там оставить. Пока «скорую» ждал – подумал бы о жизни.
– Нет, ты не права, – затараторил Муха. – Спица – парень хороший, только запутался немного, вот и все.
Порадовавшись, что пацан помнит самое важное, Клим вздохнул с облегчением…
И поплыл в теплую, ласковую тьму. В ней было хорошо и уютно, так что совсем не хотелось уходить.
***
Из приятной истомы Клима вырвал пронзительный голос:
– Ну, братья-акробатья, считайте, вы в рубашках родились! У Уэса рана некрасивая, но безвредная. А если бы Клима ударили на пару сантиметров левее, все было бы… гораздо хуже, чем есть. Можете праздновать сегодняшний день как свой второй день рождения. Один на двоих!
– Странно. – Голос Васьки тоже казался пронзительным и ввинчивался в мозг. – Главарь гопников выглядит очень серьезным и решительным парнем. Интересно, почему он ударил меня вполсилы? Пожалел? Или рука дрогнула?
– Нет! – Ответ пришел словно из ниоткуда и оказался настолько ясным, что Клим рискнул открыть глаза. Оказалось, он лежит на диванчике – судя по всему, в фойе ДК имени Воровского. У изголовья сидела Аля с бинтом в руке. Васька с огромным фингалом под глазом, Ирина и остальные расположились неподалеку на стульях и диванах. Яркий свет был очень утомительным, поэтому Клим закрыл глаза и продолжил: – Я тоже видел Шурупа. У этого парня серьезные планы на жизнь, и отсидка за мокруху в них никак не входит. За Шурупом стая стояла, а он не дурак и понимает: шакалы любят кровь. Когда вы побежали бы – а вы обязательно побежали бы! – стая вас бы разорвала в клочки. Или просто затоптала. Виноваты оказались бы все, а Шуруп как бы ни при чем. Он как бы не хотел тебя убивать – только попугать собирался. Кто ж виноват, что его шакалы как с цепи сорвались?! Только не Шуруп, нет! Когда вас всерьез бы изувечили, он, думаю, даже попытался бы остановить свою банду – но, разумеется, не смог бы. Толпу, которая попробовала кровь, словами не остановишь… – Клим вздрогнул, вспомнив тот проклятый кишлак, но быстро взял себя в руки и сосредоточился на настоящем: – Посадили бы, скорее всего, двух амбалов – они драться любят. Или нашего победителя Бабайки – он вообще везучий. А Шуруп был бы не просто ни при чем – он героем бы стал. Хотел спасти антисоветчиков, но – вот незадача! – не смог.
– А может, он и впрямь хотел только попугать? – растерянно спросил Васька.
– Ага, втридцатером! На вас с лихвой хватило бы человек пять-семь самых сильных. Но их вполне возможно остановить словом. А вот тридцать человек, которые попробовали чужую кровь, абсолютно неуправляемы. На это и был расчет. Шуруп потому и сбежал, что понял: не выйдет, как он задумал. Или меня придется убивать всерьез, или я убью кого-нибудь – скорее всего, Шурупа. Так что выйти сухим из воды не получится – придется драться насмерть. А свою прекрасную жизнь Шуруп ценит гораздо дороже, чем жизни шестерых дешевых антисоветчиков. Вот и дал деру первым.
Васька вдруг покраснел так, что Клим даже испугался, а потом произнес срывающимся голосом:
– Клим! Я должен…
– Ничего ты не должен! – рассердился Клим. – У меня к зареченским давний счет, еще со школы. Ну и… в общем, не чужие мы люди.
– Да, – Малой покраснел еще сильнее. – Не чужие.
– А с концертом-то что?! – встревожился Клим. – Мы ведь в фойе сейчас? Не пора ли зрителей запускать?
– Еще полчаса можем подождать, – тихо сказала Ирина.
– Со зрителями проблема, – смущенно произнес Олег. – Пришло человек тридцать, наверное, не больше. Те, кто живут в соседних домах. Остальные не успели… Когда по улице потек кипяток, мы поняли, конечно: что-то не так. Но позвонить вам не могли: все телефоны в здании вырубились. Вот такие дела…
– Даже если в зале будет только один человек – «Гвозди» сегодня выступят. – Васька сказал это тихо, но так, что даже Климу стало не по себе. – Всем понятно?
Все дружно закивали.
– Крутой концерт будет, – не выдержал Клим. – Ты с фингалом, Пашка – тоже. Настоящие бойцы! Можно фотки вешать на стенд с надписью: «Их разыскивает милиция»!
Малой снова багрово покраснел и пробормотал:
– Нет, фингалы – это не дело. Замазать бы их… Девочки, ни у кого нет с собой косметики? Ну хоть какой-то?
Дальнейшее напомнило Климу эпизод из «Ералаша», в котором школьные хулиганы дружно клали на учительский стол разнообразное оружие.
Через минуту на столике, стоявшем рядом с диваном, на котором сидел Васька, появилась гора помады, карандашей для ресниц и каких-то совсем непонятных Климу девичьих штучек.
– Спасибо, девочки. – Васька снова покраснел.
– Не уверен, что этого хватит. – Антон нахмурился. – Краситься нужно всем, иначе совсем нелепо получится. А нас пятеро…
– А обычные краски не подойдут? – вдруг спросил Муха. – Масляные или акварельные? Девочки же рисовали плакаты. Значит, краски должны были остаться.
– Подойдут. – Васька просиял. – Муха, ты гений! Девочки, где у вас краски?
– Сейчас принесу. – Ирина выскользнула из фойе и вернулась через несколько минут, неся гору тюбиков разных цветов.
Художественная роспись «Гвоздей» заняла совсем немного времени: похоже, поклонницы группы действительно умели обращаться с красками. По мнению Клима, получилось просто кошмарно, но свои мысли он предпочел оставить при себе.
Похоже, Васька думал так же, поскольку, внимательно осмотрев себя в зеркале, он поморщился, словно от боли, и вздохнул:
– Ну ладно. Все лучше, чем синяки. А теперь – переодеваться! Контролеры где? Пора запускать тридцать зрителей, а то и они уйдут.
– Нет контролеров, – ответила девушка, сидевшая рядом с Пашкой. – Не пришли. Видимо, из-за потопа.
– Ой-ё! – Малой нахмурился и повернулся к Климу: – На тебя вся надежда! Нам сейчас на саундчек идти надо, Олег нужен за пультом, а девочкам одним не справиться. Поможешь? Тридцать человек – это ведь совсем немного…
– Справлюсь, – твердо ответил Клим, хотя перспектива встать на ноги по-настоящему пугала.
Тут, как в сказке, скрипнула незаметная дверь за красной занавеской – и в фойе вошел, сияя улыбкой, Стив Телегин – лидер самой крутой городской рок-группы. Одет он был, как всегда, по-пижонски – в импортные джинсы и ярко-красный мохеровый свитер.
– Принимай нас, Суоми-красавица, в ожерелья чистейших озер! – пропел он бархатным баритоном. – Гуд ивнин! Мы всех привезли, как Олег и сказал. Зрители сыты, бьют копытами и очень-очень хотят на концерт! Пора запускать, а то дождь совсем разошелся! Ой… – Он увидел наконец лица рокеров и, как и следовало ожидать, нехило прифигел. – Что это с вами?
– Новый имидж решили попробовать, – спокойно ответил Васька. – Почему «Kiss» можно, а нам нельзя?
– Э-э-э… м-да. – Стив улыбнулся. – Неожиданно!.. Ну да ладно. Главное – вы до потопа прибыть успели. Но народное воображение неудержимо! Зрители, которые пришли раньше, чем мы приехали, говорят, что вы полсотни зареченских гопников покрошили в капусту по пути в ДК через Парк Урицкого.
– Насчет гопников – это народное творчество, – решительно сказал Клим. – Метафоры там, гиперболы… Все такое. Было человек пять – и то сравнительно мирных. А откуда ты знаешь, что «Гвозди» успели до потопа?
– Как откуда? От Олега. Он по поручению Уэса мне позвонил около часа дня. Рассказал о потопе, сообщил, что парни приехали в ДК заранее, так что подготовка к концерту идет полным ходом. Попросил помочь подвезти зрителей – но часам к семи вечера, не раньше, иначе их некуда будет запускать. Ну, мы сделали, что могли. Я, Яшка Михновский и Витька Капустняк свои тачки использовали. Ришат Валеев как-то договорился с начальством и автобус у него выбил – старенький, но полностью на ходу. Лена Кац побывала в политехе, педе, меде, пяти техникумах и десяти ПТУ. Там, где есть радио, сделали объявление о месте сбора зрителей. И повсюду развесили плакаты. В общем, никто не потерялся, по-моему. Правда, другая проблема возникла: приехало много народу, у которого нет билетов, и с этим надо что-то де…
– Погоди! – Олег нахмурился. – Я не мог бы тебе позвонить, даже если бы захотел. В ДК телефон не работает с полудня – с самого начала потопа. Мы каждые полчаса проверяли – хотели Уэсу позвонить.
– Да, – сказала Аля каким-то странным голосом. – Для всех телефон не работал. Но если он не из-за потопа сломался, а был отключен кем-то в ДК, этот кто-то знал, как включить телефон, правда?
– Я не звонил! – Олег по-настоящему испугался. – Клянусь жизнью своей, я не звонил!
Стив нахмурился, закрыл глаза, закусил губу, о чем-то ненадолго задумался, а потом решительно кивнул:
– Это точно не ты звонил. Слышимость была плохая – треск, шорох, – но я все равно заметил, что ты пришепетываешь. Еще подумал, что с тобой случилось – то ли зуб болит, то ли побил кто. Мы с Ленкой и Виком сидели. Я им сразу сказал, как положил трубку, – дескать, не понимаю, что с тобой... А сейчас ты не пришепетываешь. Значит, днем мне звонил кто-то другой, назвавшийся твоим именем. Но зачем?!
– Уэс и его команда поехали в ДК в пять, как и договаривались, – спокойно сказал Клим, внимательно глядя на Стива. – Из-за потопа автобус шел до остановки «Парк», так что пришлось идти через парк. Там их встретили, но все обошлось сравнительно мирно.
– Господи! – Стив схватился за голову. – Если бы я знал – обязательно бы вас отвез! Но я и предположить не мог, что…
– Поэтому тебе и позвонили, – кивнул Клим.
Он собирался переговорить с Ленкой и Виком как можно скорее, хотя Стиву, как и Олегу, поверил сразу и безоговорочно. Если Стив придумал шепелявость сам или упомянул о ней по чьей-то указке – «Гвоздям» не сдюжить против настолько толковых противников. Но во всех остальных отношениях враг вел себя гораздо более предсказуемо и наверняка был не прочь стравить рокеров между собой.
Окончание - вкомментах.
@темы: WTF-2019
-
-
30.05.2019 в 18:02-
-
30.05.2019 в 18:06-
-
30.05.2019 в 18:13-
-
30.05.2019 в 18:15-
-
30.05.2019 в 18:16