Название: В черном-черном доме
Автор: Лис с серебристым мехом
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: миди, около 12000 слов
Пейринг/Персонажи: Ольга Терентьевна Бекетова и ее новые соседи
Категория: джен
Жанр: немного крипи, немного абсурд
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда Ольге Терентьевне казалось, что все это она видела во сне, где по определению не может быть никакой логики. Но слишком уж ярки были воспоминания! Еле слышный скрип открываемой двери. В прихожей - гора пустых бутылок из-под портвейна и судки из-под еды с надписью «Ресторан Лазурный». В комнате – мебель, сдвинутая к стенам, и странная, никогда прежде не виданная аппаратура. И люди. Симпатичные молодые парни, которые спокойно и деловито убивали своего товарища…
Примечание: Фик написан по песне «Тихие игры» группы «Наутилус Помпилиус».
Предупреждение: Все герои фика и события, о которых в нем рассказывается, полностью вымышлены. Любое сходство с реальными людьми и событиями является случайным и непреднамеренным.
читать дальшеОльга Терентьевна не помнила точно, когда это началось. Советское телевидение она смотрела, лишь когда там показывали передачи об искусстве и некоторые художественные фильмы. В советских газетах читала лишь статьи о культуре и репортажи из зарубежных стран. Официальные новости узнавала в основном из разговоров соседей по дому, по автобусу, по очередям.
Поэтому не знала точно, в какой именно момент официальная пропаганда вновь начала восхвалять великого вождя Иосифа Виссарионовича Сталина. Когда же похвалы ему стали частью повседневного пейзажа, с трудом сдержала ужас: она знала, как заканчивается то, что так начинается.
С одной стороны, бояться было вроде бы нечего: документы почищены давно и надежно большими спецами в этом деле. Ольга Терентьевна не любила вспоминать, чего ей стоила столь незначительная услуга; утешало лишь то, что за собственную свободу не пришлось расплачиваться чужой.
С другой стороны, когда жернова истории входят в раж, они перемелют абсолютно всех, кто окажется поблизости, включая никому не нужных старух. Сей печальный факт Ольга Терентьевна усвоила давно и надежно. Поэтому все равно боялась.
Страшная весть грянула двадцать пятого декабря тысяча девятьсот семьдесят девятого – в день настоящего Рождества. Советский Союз ввел войска в Афганистан. История повторялась.
Самым жутким было то, что люди – не партработники, а самые обычные люди – реагировали именно так, как и почти сорок лет назад, когда началась война с Финляндией.
– Чухна сама виновата! Не надо было на нас нападать! Мы их разобьем за неделю. Да и вообще, это территория России, отколовшаяся от нас только из-за тогдашних проблем. Пришла пора возвращать свое!
Сейчас «чухну» заменили «чурки», а «бывшую колонию» – «мы почти завоевали Афган при царе, пора завершить начатое; если мы туда не войдем, завтра там будут базы НАТО».
Ольга Терентьевна читала Киплинга еще в старых дореволюционных изданиях (интересно, где они сейчас – в библиотеке партбонзы или сгорели в буржуйке в блокаду?), поэтому знала: о маленькую горную страну обломали зубы даже безжалостные и прагматичные англичане. А еще Ольга Терентьевна очень хорошо помнила: любая война, даже маленькая и победоносная, означает трупы солдат.
Но большинство людей за последние тридцать пять лет умудрились напрочь забыть, что такое война. Тревога немногих тонула в общем радостном гуле.
***
Последствия не замедлили. Западные санкции (а ведь в экономике Союз и так отставал от главных противников!), бойкот московской Олимпиады. Растущие с каждым днем очереди в магазинах.
А потом – гробы.
Эйфории поубавилось, но роптали люди тихо и почти неслышно. А защитники войны кричали так громко, словно пытались убедить в своей правоте в первую очередь себя.
Десятого ноября восемьдесят второго, сразу после главного советского праздника, умер Брежнев. При новом правителе страна могла измениться абсолютно в любом направлении. Одни мечтали о потеплении, другие – о закручивании гаек. Ольга Терентьевна надеялась на лучшее, но готовилась к худшему, поскольку очень хорошо знала, кто такие комитетчики.
И не ошиблась. Война в Афганистане продолжалась. Продуктов на полках магазинов становилось все меньше.
Заметив наконец-то дефицит еды, власть озаботилась данной проблемой и нашла решение простое, как все гениальное, – задумала повернуть сибирские реки на юг, дабы их водой оросить засушливые районы Средней Азии и поднять там сельское хозяйство.
Это было уже по-настоящему страшно. В пятидесятые годы в освоение целины поверили многие: и в самом деле, почему плодородные почвы стоят непахаными?.. Поиск ответа на разумный вопрос обошелся стране очень дорого, а хлеб для нужд населения пришлось закупать за границей.
Однако сейчас большинство людей если не понимали, то инстинктивно чувствовали: от поворота рек будет гораздо больше вреда, чем пользы. Переизбыток влаги превратит песчаные пустыни не в плодородные земли (с чего бы вдруг?), а в болота. Но власть не слушала ни ученых, ни обычных людей и решительно готовилась к очередной гибельной стройке века.
Ольга Терентьевна, в отличие от большинства, видела и еще одну сторону проблемы. Ехать в тайгу на тяжелую низкооплачиваемую работу захотят немногие, а платить огромные деньги десяткам тысяч преобразователей природы власть не сможет по причине трудностей с финансами. Значит, стране понадобятся бесплатные работники. Много-много бесплатных работников…
Поиски начались незамедлительно. Милиционеры и их добровольные помощники стали почти ежедневно проводить облавы по магазинам, парикмахерским и прачечным. Искали тех, кто прогуливает работу, тратя служебное время на розыск дефицитных товаров и услуг; обнаружили, что большинство нарушителей социалистической законности – замужние женщины с детьми. Подобные мероприятия и их последствия были известны Ольге Терентьевне с давних времен.
В довершение всего двадцать третьего марта восемьдесят третьего американский президент Рейган объявил начало новой гонки вооружений. Угроза ядерной войны выросла даже не в разы, а в десятки раз.
Если бы выбирать между войной и поворотом рек пришлось Ольге Терентьевне, она предпочла бы второе. Но, разумеется, очень хотела, чтобы ни то, ни другое никогда не случалось.
Смерть Андропова, наступившую девятого февраля восемьдесят четвертого, Ольга Терентьевна восприняла с облегчением. Новому генсеку будет проще исправлять ошибки старого, не теряя при этом лицо.
Увы, приход к власти Черненко ознаменовался единственной радостью – милиция перестала ловить прогульщиков. Остальное шло своим чередом – и война в Афганистане, и подготовка к войне с США, и работы над проектом по переброске сибирских рек. Правда, стало непонятно, кто будет поворачивать реки, если прогульщиц амнистировали.
Ответ нашелся быстро. Власть взялась за рокеров – нелепых длинноволосых мальчишек, подражавших англичанам и американцам. Теперь чуть ли не в каждой газете хоть раз в неделю публиковалась статья, обличавшая чуждый советским идеалам бездуховный рок. Ольга Терентьевна знала законы такой травли и помнила, чем она заканчивается для тех, кого травят, поэтому искренне сочувствовала нелепым неумелым мальчикам.
Рок она случайно слышала несколько раз, когда в поисках старых книг и пластинок ездила на нелегальную толкучку в Шарташ. Там продавались также пластинки и кассеты западных рокеров, и, чтобы привлечь внимание покупателей, продавцы включали магнитофоны с записями. Услышав их, Ольга Терентьевна испытала жуткий шок: пронзительные вопли, похожие на мяуканье, невозможно было даже сравнить с настоящими песнями – теми, которые исполняли Изабелла Юрьева и Петр Лещенко, Клавдия Шульженко и Вадим Козин, Марика Рёкк и Луи Армстронг. Пару раз довелось слышать и советский рок – мяуканье и рев гитар заметно потише, а в целом точно такой же ужас.
Но, категорически отказывая рокерам в художественной ценности их творений, Ольга Терентьевна не желала зла этим нелепым парням. Печально было понимать, что всех их ждет арест, а потом – тяжелая работа и ранняя смерть.
Впрочем, вскоре Ольге Терентевне стало не до судеб несчастных молодых людей. Пятого мая восемьдесят четвертого года Советский Союз принял решение бойкотировать Олимпиаду в Лос-Анджелесе. Эту инициативу поддержали многие страны соцлагеря. Перспектива ядерной войны стала близка как никогда прежде.
Но пока жизнь шла своим чередом. Все больше гробов из Афганистана. Все меньше продуктов на прилавках. Все громче оскорбления в адрес западных стран. Все страшнее травля рокеров. Все сильнее официальная радость от того, что подготовка проектной документации по повороту сибирских рек наконец завершена. Можно приступать к работе!
В конце осени Ольга Терентьевна шла из магазина домой мимо школы, во дворе которой играли девочки лет семи-восьми. Самая маленькая из них вдруг расплакалась, а вторая, постарше и побойчее, принялась утешать:
– Не реви! Ну что ты как маленькая! Подумаешь, кукла! Весной ядерная война начнется – все сгорим!
У Ольги Терентьевны подогнулись ноги. Если даже дети знают правду – надеяться не на что.
Встреча Нового года прошла как в тумане. Рождество Ольга Терентьевна перестала отмечать с того дня, как арестовали отца, но в этот сочельник помолилась шепотом, еле-еле шевеля губами:
– Спаси нас, грешных, Господи! Спаси, пожалуйста! Пусть не будет войны с Америкой! Пусть закончится война в Афганистане! Пусть никого-никого не посадят! Пусть сибирские реки текут, как раньше текли! Спаси нас, пожалуйста!
***
Ответ на молитвы воспоследовал незамедлительно. Двенадцатого января восемьдесят пятого года Ольга Терентьевна заболела тяжелым гриппом и две недели лежала пластом. Спасла помощь жителей соседней квартиры – молодой четы Крыловых. С матерью Валентина, женщиной малообразованной, но приятной, Ольга Терентьевна приятельствовала до самой ее кончины. Валентин окончил институт, но характером пошел в мать и женился на очень достойной девушке.
Ольга Терентьевна и Крыловы как минимум раз в месяц наносили друг другу визиты. Пили чай с принесенным в гости дефицитом. Валентин и Наталья рассказывали о своей работе (молодые супруги трудились в НИИ), Ольга Терентьевна служившая в библиотеке Политехнического института, – о своей. Иногда обсуждали новые книги, фильмы, спектакли и песни. О политике не говорили никогда.
Но, разумеется, Ольга Терентьевна не хотела, выражаясь молодежным жаргоном, излишне грузить посторонних людей своими проблемами. Помощь Крыловых во время болезни была неоценима, но нелишними оказались и запасы еды, хранившиеся на кухне и в кладовой. Традиция делать запасы вела свою историю с послевоенных времен и поддерживалась неукоснительно.
***
Таинственные события начались в первые дни февраля, когда со здоровьем стало чуть получше.
Однажды Ольга Терентьевна проснулась среди ночи с четким ощущением, что рядом кто-то есть. Дрожащими руками нажала на кнопку ночника – и при неярком электрическом свете обнаружила, что комната пуста.
.Вдруг послышался отчетливый стон – негромкий, отчаянный. Затем еще и еще один, потом – дикий приглушенный крик…
Сначала Ольга Терентьевна решила, что лишилась рассудка. Затем поняла, что странные звуки доносятся из-за стены, за которой находится квартира Крыловых. Иногда крики, вполне логичные для счастливых супругов, оттуда слышались и раньше, но сегодняшний голос был абсолютно незнакомым. И звучала в нем не радость жизни, а нечеловеческая боль.
Ольга Терентьевна, стараясь унять бешено бьющееся сердце, превратилась в слух.
Однако стонов больше не было. Вместо них раздался незнакомый мужской голос:
– Не так! Не так, я сказал!
Затем послышался шепот, скрип передвигаемой мебели и стук, словно упало что-то тяжелое.
Потом раздался еще один мужской голос – не тот, что говорил раньше. Этот новый голос произносил слова негромко и размеренно, словно следователь, который зачитывает арестованному его права или диктует точный текст признания. Ольга Терентьевна навострила уши, но смогла различить лишь одно слово – «генерал».
Еле живая от ужаса, она на дрожащих ногах поднялась с кровати и отправилась на кухню, чтобы поставить чай.
С таким Ольге Терентьевне лично сталкиваться не приходилось, но от других она знала: иногда люди ОТТУДА устраивали допросные в квартирах арестованных. Сначала на двери появлялась печать, а потом… потом… все происходило, как и нынешней ночью за стеной: крики, стоны, звук падения, начитывание следователями показаний.
Сердце екнуло: сейчас события развивались в точности так, как полвека назад. Жернова истории начали молоть людей в муку. И снова – и снова, Господи! – абсолютно ничего нельзя сделать!
В первый миг Ольге Терентьевне захотелось разбить голову о стену, но потом на смену страху пришла отчаянная решимость. Если суждено сгинуть в жерновах – этого уже не изменить. Но если есть хоть один шанс выжить – надо хотя бы успеть рассказать потомкам о родных и друзьях, попавших под молот полвека назад. И о себе рассказать – четно и без утайки. Возможно, Ольга Терентьевна выжила именно для этого.
***
На следующее утро она проснулась рано. С трудом поднялась, оделась. Надо было идти в канцелярский магазин, чтобы купить побольше писчей бумаги и авторучек.
На лестничную клетку вышла с замиранием сердца. Однако там было тихо и спокойно. Соседняя дверь выглядела как обычно, без всяких печатей.
А, может, это просто сон?!.. Чуть дрожащей рукой Ольга Терентьевна нажала на кнопку звонка. Никто не ответил, что было очень странно: обычно в это время Крыловы еще находились дома.
– Утречко вам доброе, Ольга Терентьевна! – За спиной вдруг послышался хриплый голос Анны Кузьминичны – хамоватой старушки, жившей в квартире напротив. – Ух и холодрыга нонеча стоит! Страсть просто!
Просторечный говор соседки всегда казался Ольге Терентьевне нарочитым и искусственным, но расспрашивать она опасалась: каждый выживает так, как умеет. Поэтому ответила нейтрально:
– Доброе утро, Анна Кузьминична! Да, погода не радует. Впрочем, для февраля это вполне закономерно… Кстати, вы не знаете, где сейчас Крыловы? Звоню – а они не отвечают.
– Знаю. – Соседка нахмурилась. – Съехамши оне. Три дня как. Сначала фатера пустая стояла, а потом туда заселились энти… – она помахала рукой в воздухе, – ночные работнички. Приезжают заполночь, всю ночь колобродят, а спозаранку – фьюить! – и нет их.
– Та-ак… – Ольга Терентьевна вцепилась в стену, чтобы не упасть. – Очень странно! Мы с Валентином и Наташей дружим. Они обычно заходят предупредить, когда надолго уезжают. А тут исчезли просто так, не сказавшись…
– Энто мне неведомо. – Анна Кузьминична чуть усмехнулась. – Может, обиделись на что? Или спешили очень?
– Может быть.
Реальность подтверждала самые худшие подозрения.
С Крыловыми Ольга Терентьевна не ссорилась. Наоборот, накануне Нового года нанесла им очень приятный визит. С собой принесла конфеты «Красная Шапочка», купленные ранним утром седьмого ноября в центральном гастрономе города. Немногие знали, что по утрам больших советских праздников в хорошие магазины выбрасывают дефицит, так что ранние пташки могут неплохо закупиться; Ольге Терентьевне это было известно, и она регулярно пользовалась своей осведомленностью.
Предновогоднее чаепитие с Крыловыми прошло весело и душевно. Пятого января они нанесли ответный визит – и принесли с собой настоящую чурчхелу, привезенную из летнего сплава по рекам Грузии.
Когда Ольга Терентьевна заболела и несколько дней не выходила из квартиры, Наташа Крылова позвонила в дверь и спросила, что и как. Ольга Терентьевна сказала, что приболела, но в помощи не нуждается. Однако тем же вечером Крыловы принесли большую сумку еды, в которой лежала, помимо прочего, банка дефицитной тушенки и еще более дефицитные марокканские апельсины. Брать деньги за все это соседи отказались наотрез. Все, что оставалось Ольге Терентьевне, – категорически заявить, что дальше она будет заботиться о себе сама, поскольку чувствует себя гораздо лучше. Крыловы кивнули и больше о себе не напоминали.
Так что уехать, не простившись, они не могли. Никоим образом! Значит… значит…
– Спасибо за разъяснения, Анна Кузьминична! – сказала Ольга Терентьевна, проглотив комок в горле. – Простите, но мне нужно бежать. Дела!
– Правильно, Ольга Терентьевна! В гастрономе на углу яйца и масло выбросили. Если поспешите, то успеете.
– Спасибо за совет! Постараюсь успеть.
Масло к приходу Ольги Терентьевны уже разобрали, но десяток яиц и большой пакет серых макарон она успела отхватить. В канцелярском магазине, к счастью, дефицита пока не было.
Больничный позволял не ходить на работу, поэтому большую часть дня Ольга Терентьевна потратила на составление приблизительного плана мемуаров. Было страшно – но в то же время и весело. Впервые в жизни она не уклонялась от боя, а принимала его.
Поужинала в прекрасном настроении. Настала пора ложиться спать, но тут подняло голову любопытство, дремавшее весь сегодняшний день.
Ольга Терентьевна обнаружила, что ей до жути интересно, как выглядят современные ночные работнички. Безусловно, разглядывать их теперь, после принятого решения о написании мемуаров, было небезопасно. Но старушка вызывает меньше подозрений, чем молодые сильные люди. Да и вообще, даже кошке не запрещается смотреть на короля! В крайнем случае можно симулировать маразм.
Выходить раньше одиннадцати вечера не стоило: Анна Кузьминична уверенно сказала, что ночные работнички приходят заполночь.
Стрелки часов ползли невыносимо медленно. К счастью, по Второй программе после телепередачи «Время» показали неплохой детектив, в котором советские милиционеры профессионально и уважительно по отношению к фигурантам дела расследовали преступление. Фильм помог немного отвлечься, тем более что Ольга Терентьевна точно знала: стражи порядка, похожие на положительных и толковых киногероев, в родной стране тоже есть.
Фильм закончился в половине двенадцатого. Симпатичная дикторша прочитала программу телепередач на завтра и пожелала зрителям спокойной ночи. Затем на экране появилась настроечная сетка.
Чуть дрожа от волнения, Ольга Терентьевна оделась потеплее и вышла из квартиры. Ни на лестничной площадке, ни в лифте никого не было.
***
Двор встретил ледяной стужей – и абсолютным безлюдьем. Ольга Терентьевна прошлась туда-сюда, обдумывая легенду. Оправдание ночной прогулке имелось железное – Хилечка. Ее не было уже два года, но никто не помешает полоумной старушке считать, что Хилечка все еще есть. Это безумие безвредно и никакой опасности для других не представляет, так что можно не опасаться принудительного лечения…
С каждой секундой мороз крепчал. Тишина оглушала. Многоэтажный черный-черный дом, стоявший на черной-черной улице огромного черного-черного города, спал, как и все другие дома.
Время шло, но ничего не происходило. Ольга Терентьевна устала и замерзла. Она почти уже решилась вернуться домой несолоно хлебавши, как вдруг в оглушительной тишине послышался шум автомобильного мотора – сначала тихий, а потом все более явственный.
Ольга Терентьевна мгновенно сосредоточилась. К черному-черному дому, стоящему в черном-черном городе, подъезжает черная-черная машина – наверняка та, которую в народе много лет назад ласково прозвали черным вороном. Значит, события вчерашней ночи не были сном, да и Анна Кузьминична не галлюцинировала!
Ольга Терентьевна отошла в дальний угол двора, откуда была хорошо видна дверь ее подъезда.
С каждой секундой шум мотора становился громче. Затем тьму, почти не освещаемую тусклым светом фонарей, прорезали яркие фары.
Ольга Терентьевна поймала себя на странном чувстве. «Мастера и Маргариту» ей дали на одну ночь – не журнальный вариант, а подлинный, дополненный и уточненный вдовой Мастера. Эта была одна из самых счастливых и самых жутких ночей в жизни. Герои гениальной книги стали для Ольги Терентьевны живыми среди живых, так что она не удивилась бы, если бы из подъехавшего автомобиля вышел грач в шоферской фуражке или огромный черный кот.
Однако реальность оказалась непредсказуемее любой фантазии. К родному подъезду подкатил не черный ворон, а светло-зеленый старенький «москвич».
В первый миг Ольга Терентьевна решила, что ее подвело слишком богатое воображение, а на самом деле старомодная машинка подвезла кого-то из припозднившихся соседей.
Однако в следующий миг из автомобиля вышли двое пассажиров – и сердце снова ёкнуло. Эти парни – высокие, красивые, яркие – были абсолютно незнакомы. Более того, Ольга Терентьевна никогда прежде их не видела, иначе обязательно запомнила бы.
Незнакомцы оглядели двор внимательно и жестко. Ольга Терентьевна прижалась к стене, погруженной в тень.
Не заметив ничего подозрительного, один из парней кивнул другому. Они подошли к багажнику, открыли его и начали вытаскивать оттуда большие коробки.
Ольга Терентьевна даже растерялась. Неужели это просто спекулянты?! Увезли с согласия директора из ресторана или магазина дефицитный товар и прячут его?
Впрочем, коробки были сравнительно небольшими. Хилечка, средних размеров бассет-хаунд, поместилась бы там с трудом. На продаже таких маленьких партий дефицита не наживешься. Хотя если в коробках находятся банки с икрой или осетровым балыком, то все возможно…
Ольга Терентьевна одернула себя. Нет, в квартире, где прячут краденый дефицит, не стали бы устраивать пытки! Зачем привлекать к себе внимание соседей?!
Кроме того, парни, тащившие коробки к дверям подъезда, на спекулянтов абсолютно не походили. Эти двое буквально излучали силу и опасность и напоминали скорее офицеров, чем перекупщиков, – причем офицеров настоящих, а не советских. Полному сходству мешали лишь длинные волосы незнакомцев: офицеры носят уставные прически. Или это зависит от того, где именно служат офицеры? Если ТАМ, то им необходимо уметь вызывать доверие у молодежи и, значит, нужно выглядеть не слишком официально. Потому и машина непрезентабельная с виду. А какой у нее мотор – родной или с импортного гоночного автомобиля – снаружи не рассмотреть…
Глядя на незнакомцев, Ольга Терентьевна в очередной раз отметила, как уродуют парней длинные волосы, считающиеся сейчас последним писком моды. Если одного из них они не совсем испортили, то яркую внешность второго просто убили напрочь. Или на этом и строится расчет? Комитетчику нельзя быть намного красивее тех, кого он вербует…
Пока Ольга Терентьевна размышляла о странностях молодежной моды, из автомобиля вылезли еще двое парней. Они были совсем не так красивы, как их попутчики, зато с почти нормальными прическами.
Этих двоих Ольга Терентьевна тоже никогда не видела, иначе запомнила бы: незнакомцы очень походили на Пата и Паташона – знаменитых иностранных комиков эпохи немого кино.
Высокий парень напоминал еще и Михаила Кокшенова – популярного актера, исполнявшего роли энергичных, но бестолковых деревенских парней. Те же рыжие волосы, грубовато-кукольные черты лица, крепкое телосложение, слегка дураковатый вид.
А тот, что пониже, был похож на сценариста (и иногда актера) Александра Адабашьяна – субтильное телосложение, невзрачные черты лица, очки с толстыми стеклами. Типичный советский интеллигент, который читает древнегреческих философов в подлиннике, но не способен защитить от хулиганов свою девушку.
Выбравшись из машины, Пат и Паташон тоже направились к багажнику, вытащили оттуда коробки средних размеров и зашагали к двери в подъезд.
Последним из автомобиля вышел шофер, тоже молодой и симпатичный, но не настолько яркий, как его пассажиры. Он запер багажник и двери машины, а потом направился к входу в подъезд.
Больше ничего интересного во дворе не происходило. Шума машин тоже не было слышно. Вскоре в окнах квартиры Крыловых зажегся свет.
Выждав еще немного, Ольга Терентьевна последовала примеру ночных работничков.
Зайдя в свою квартиру, она первым делом взглянула на часы. Стрелки показывали без пяти минут час. Интересный, однако, распорядок жизни у новых обитателей квартиры Крыловых! Впрочем, для людей данной профессии он вполне естественен.
Ольга Терентьевна прислушалась. За стеной что-то двигали и негромко переговаривались.
Ольга Терентьевна уселась в кресло, вся превратившись в слух, но ничего особенного в соседней квартире пока не происходило. Она задумалась о чем-то важном, прикрыв глаза, уставшие за день.
***
Когда Ольга Терентьевна открыла глаза, ее ослепил дневной свет. Она и сама не заметила, как заснула в кресле и проспала до утра.
Выглянув в окно, обнаружила, что зеленого «москвича» и след простыл.
За стеной было тихо. Похоже, по утрам ночные работнички уезжали, как и говорила Анна Кузьминична.
Досадуя на собственную слабость, Ольга Терентьевна приготовилась не спать всю следующую ночь. Однако ночные работнички так и не появились.
На следующую ночь их тоже не было. А затем больничный Ольги Терентьевны закончился. В библиотеку Политехнического института она возвращалась с радостью: постоянное общение с молодежью хоть немного да спасало от полного превращения в старую кошелку. Потому и продолжала работать, хотя уже много лет как могла выйти на пенсию.
***
Библиотекарем в один из институтов родного города (Ольга Терентьевна никогда в мыслях не называла его советским именем) ее вскоре после ареста отца и братьев устроил тот самый человек. Сотрудничать Оленька наотрез отказалась, но он лишь ухмыльнулся:
– Надо же, какая цаца выискалась! Ничего, и без тебя желающих хватает. А ты мне иначе отработаешь.
Оленька отрабатывала. Очень старалась, да. Она видела, какими выходят на свободу те немногие арестованные, кому посчастливилось избежать осуждения, и категорически не желала себе такой судьбы – по крайней мере, пока это не означало совсем уж подлых сделок с совестью.
За время отработки пришлось сделать три аборта. Об этом Ольга Терентьевна не жалела: даже если бы дети совсем не были похожи на отца, она все равно не могла бы не думать о нем, глядя на них.
Известие о войне с Германией напугало Оленьку до ужаса: она помнила, как проходила и чем закончилась маленькая победоносная война с Финляндией.
Тот человек явился в комнату, куда Оленьку переселили после ареста близких, десятого июля и скомандовал:
– Завтра уходит эшелон. Твой институт эвакуируют. Собирайся!
– А… что брать? – От неожиданности Оленька растерялась.
– Эх, интеллигенция… – Тот человек вздохнул, подошел к платяному шкафу, рывком открыл его, вытащил огромную тяжелую отцовскую бобровую шубу и ловко начал ее сворачивать.
– Это не мое!
– Теперь будет твое – Через несколько минут огромная шуба превратилась в маленький сверток. Тот человек убрал его в небольшой чемодан и спросил: – Шапка меховая есть?
– Н-нет…
– Ох, интеллигенция, туды ее в качель… Как только прибудешь на место размещения, немедленно – слышишь, немедленно! – отправляйся на толкучку и покупай самую теплую и самую большую мужскую меховую шапку. Не ношенную, не потертую. И большие и теплые валенки. Поняла?
– Да…
– В чемодан сложи только самые-самые теплые вещи. Ну и пару летних платьев тоже. И обуви побольше. Всю обувь, какая влезет.
– А… как же книги?! У отца коллекция…
– Никаких книг! – Он подошел, схватил ее за плечи и резко встряхнул. – Никаких книг, поняла?! Повтори!
– Никаких книг. Поняла.
Оленька не стала спрашивать, действительно ли все так плохо. Ответ был очевиден.
Эшелон доехал, можно сказать, без приключений. Бомбили только один раз, и вагон, в котором ехала Оленька, почти не пострадал. Но с тех пор иногда закладывало уши – она переставала слышать реально существующие звуки. Вместо них раздавались крики и стоны. К счастью, случалось это нечасто.
Приказ того человека Оленька выполнила. Едва приехав в незнакомый город и разместившись в бараке, она отправилась на толкучку и купила там мужскую меховую шапку и валенки. Развернув отцовскую шубу, нашла в ее глубине мешочек, в котором обнаружились красивые и дорогие ювелирные украшения. Оленька сочла их подарком. Она не сомневалась, при каких обстоятельствах старинные драгоценности попали к тому человеку. Но своим прежним хозяевам они уже не могли помочь, а новой владелице – очень даже.
Отцовская шуба в лютые военные зимы спасла не только Оленьку, но и детей, живших в соседней комнате в бараке. Восьмилетняя Марина, шестилетний Петя и четырехлетняя Светланка Иващенко по вечерам приходили к Оленьке. Вчетвером они закутывались в огромную шубу, бросали щепочки в буржуйку, смотрели, как горит огонь. Оленька рассказывала детям сказки, которые читала еще в дореволюционных книгах, на ходу меняя все, что не соответствовало советской идеологии.
Мать Марины, Пети и Светланки работала на заводе и задерживалась допоздна. Ее муж погиб под Ржевом в сентябре сорок первого.
Оленька, как и все сотрудники института, в котором она работала, получала очень неплохой паек. Когда становилось совсем тоскливо, продавала на толкучке одну из драгоценностей, покупала на вырученные деньги много всяких вкусностей и делилась ими с семьей Иващенко. Так и пережили войну – гораздо благополучнее, чем большинство людей.
Лишь много позже Ольга Терентьевна задумалась, почему не привлекла внимание грабителей в те страшные годы. Конечно, драгоценности она продавала очень осторожно – нечасто, на разных рынках, одевшись победнее, со слезами на глазах. Но у налетчиков и наводчиков головы на плечах тоже имелись, а люди, способные в войну предложить хоть что-то по-настоящему ценное, были огромной редкостью. Да и личные обиды могли сказаться: против воли, в силу странного стечения обстоятельств, Ольга Терентьевна тогда несколько раз перешла дорогу бандитам. Однако богатенькую дамочку, по виду явно «из бывших», никто не тронул.
Ответ нашелся далеко не сразу. В конце концов она пришла к выводу, что и в данном случае помог тот самый человек: связи у него были огромные. Сколь бы странным ни казалось данное объяснение, остальные выглядели еще менее убедительно.
Больше Оленька никогда не видела того человека. Он остался в ее родном городе и, по официальной версии, погиб в сорок четвертом. Проходил мимо горящего дома, бросился спасать людей, оставшихся в огне, и задохнулся в дыму. Оленька, впрочем, не слишком поверила героической истории: тот человек ненавидел большевиков не меньше, чем «бывшие», хоть и служил новой власти верой и правдой. Казалось более вероятным, что он просто инсценировал свою смерть. А сам ушел на Запад, где стал гангстером – или миллионером.
О судьбе того человека Оленька узнала от его коллеги, с которым столкнулась буквально лицом к лицу в самом конце войны. Он сам к ней подошел и рассказал все. Потом Оленька почти год жила в страхе, ожидая вызова ТУДА, но о ней словно забыли. Оленька не сомневалась: к ее невидимости для компетентных органов приложил руку тот самый человек, и его воля оставалась нерушимой даже многие десятилетия спустя.
Когда война закончилась, институт, где работала Оленька, вернулся в родной город. Она могла бы уехать вместе с коллегами, но не решилась. Оленька видела людей, вывезенных оттуда в сорок втором, сорок третьем и сорок четвертом, – и не осмелилась взглянуть в лицо родному городу и тем, кто пережил блокаду. Оленька стыдилась своего благополучия в эвакуации, вот и осталась в холодном чужом городе – приюте искателей счастья, ссыльных и разбойников. Поступила на работу в библиотеку Политехнического института, где служила по сей день.
Оленька очень хорошо понимала: если бы отца и братьев не арестовали, то они все погибли бы. Отец никогда не покинул бы родной город. А еще Терентий Бекетов ненавидел ложь и подлость и был абсолютно непрактичным человеком. Из ценностей в доме имелись только книги, а за них много еды бы не дали. Значит, Бекетовы, оставшиеся в блокадном городе, умерли бы медленной и страшной смертью. Шанс выжить имелся бы только у братьев, если бы они пошли в армию. Но у обоих было очень слабое зрение, так что на фронте им бы тоже пришлось труднее, чем большинству.
Значит, именно арест и мученическая смерть всех мужчин из рода Бекетовых спасли жизнь единственной женщине в семье. И помощь того человека, разумеется…
Ольга Терентьевна не знала, за что ей выпала такая страшная честь, и понимала, что оказалась недостойной великой жертвы, против воли принесенной близкими. Никчемная самодовольная особа, не совершившая в жизни ничего значительного, – скудная плата за жизнь ученого с мировым именем и двух его многообещающих молодых коллег…
Когда развенчали культ личности (Господи, какое нелепое название для тирании!), Ольга Терентьевна подала запрос о реабилитации отца и братьев, но так и не получила ответ. Переспрашивать не рискнула.
Больше всего Ольга Терентьевна сейчас жалела о том, что не отважилась усыновить ребенка из детдома. С мужчинами она не встречалась: после войны их осталось мало, и каждый был достоин большего, чем подстилка комитетчика. А вот ребенку лучше даже не с очень хорошей матерью, чем в детдоме. Увы, сначала Оленька боялась, что ее опять вызовут ТУДА, а потом прежде времени сочла себя очень старой. Вот и не рискнула. За собственную трусость сейчас платила одиночеством. Что ж, все логично.
Утешала лишь судьба семьи Иващенко. Когда закончилась война, они вернулись в Москву. Сначала переписывались, потом стали перезваниваться. Сейчас Авдотьи Никифоровны уже не было в живых. Марина умерла пять лет назад от рака, но и у нее, и у Павлика со Светланкой уже подрастали внуки. Один раз Ольга Терентьевна даже приняла приглашение давних друзей и съездила в гости. Интересно было взглянуть и на них, и на большевистскую столицу. У Иващенко все было хорошо, а Москва и в подметки не годилась любимому городу. Но возвращаться домой – хоть ненадолго – Ольга Терентьевна по-прежнему стыдилась.
Со временем чужой город, куда Оленька Бекетова попала по воле того человека, стал почти своим. Суровый климат не пугал: родной город тоже не для слабаков. Здоровье пока было отменным, а возможность общаться с молодежью по-настоящему радовала.
***
За время болезни Ольги Терентьевны у студентов Политеха появилась новая страшилка. Разумеется, они не делились ею с библиотекаршей, но обсуждали пусть и негромко, но достаточно часто.
По слухам, в городе появился безумный убийца. Он уводил малышей из дворов и детских садов – а через несколько дней тела пропавших находили в заброшенных домах и на стройплощадках.
Ольга Терентьевна слухам не верила. Она лучше многих знала, как глубоко органы запустили свои щупальца в жизнь обычных людей, и считала, что в таких обстоятельствах изверг просто не мог долго скрываться. Если его еще не поймали, значит, россказни о гибели детей – это просто страшилки вроде историй о черном-черном городе.
Если бы студенты спросили мнение Ольги Терентьевны, она бы сказала. Но молодежи неинтересны мысли стариков, а лезть, когда тебя не просят, не хотелось.
***
Вернувшись на работу, Ольга Терентьевна не оставила мысль узнать, чем занимаются новые обитатели квартиры Крыловых. Однако попытки ночного дежурства всегда заканчивались одинаково – крепким сном, сквозь который еле-еле слышались разговоры и странные звуки, раздававшиеся за стеной. Не помогал ни поставленный на половину первого ночи будильник, ни дефицитный индийский чай, ни еще более дефицитный растворимый кофе, купленные по блату у знакомой продавщицы. Ольга Терентьевна несколько лет назад помогла ее сыну-лоботрясу подобрать литературу для диплома – и с созданием диплома тоже помогла, если честно. Защита прошла успешно, лоботряс стал инженером. С тех пор благодарная мать, работавшая в гастрономе на улице Кирова, время от времени продавала Ольге Терентьевне всевозможный дефицит по государственным ценам.
Но в данном случае, увы, оказался бессилен даже дефицит – возможно, потому, что каждую свободную минуту дома Ольга Терентьевна теперь тратила на написание мемуаров и с непривычки сильно уставала. Записи прятала в тайник, специально прорезанный в обшивке дивана. Если схрон станут искать всерьез, то, разумеется, найдут его в любом случае. Но от досужих глаз тайник был неплохой защитой. Проблема оставалась одна, но серьезная – на раскрытие тайны нехорошей квартиры не оставалось абсолютно никаких сил. Хорошо хоть, на работу по многолетней привычке удавалось всегда просыпаться вовремя даже без будильника.
***
Все изменилось в одну прекрасную субботу в разгар февраля, когда Ольга Терентьевна неожиданно для себя заснула около шести чесов вечера. Проснулась в первом часу ночи и сразу поняла: ночные работнички на месте. И не просто на месте, а в прескверном настроении и, кажется, ссорятся.
Ольга Терентьевна подошла вплотную к стене, прижала к ней ухо и прислушалась. Увы, все равно не удалось разобрать ни одного слова. Ясно было лишь то, что спорщиков несколько, и разногласия у них серьезные.
Вдруг в многоголосом гуле послышалось отчетливое:
– Пойдем перекурим.
Затем раздался стук.
Ни на что особо не надеясь, Ольга Терентьевна бросилась в коридор к входной двери. Вряд ли обитатели нехорошей квартиры покинут ее ради перекура: современная молодежь, не стесняясь, дымила в жилых комнатах. Но проверить все же стоило.
Ольга Терентьевна заглянула в глазок входной двери и мысленно пожала сама себе руку: на лестничной клетке стояли Пат и Паташон с сигаретами. Вид у обоих был очень недовольный; похоже, они покинули квартиру в первую очередь для того, чтобы наедине обсудить какие-то важные вопросы.
Ольга Терентьевна чуть приоткрыла дверь – к счастью, замок проворачивался беззвучно – и навострила уши.
Первым заговорил Пат.
– Задолбало все! – очень эмоционально, но негромко сказал он. – Дурость сплошная. Это несерьезно.
– А что ты предлагаешь? – так же тихо осведомился Паташон.
– А что тут можно предложить?! – Пат невесело усмехнулся. – Помогут ли мертвому припарки?
Ольга Терентьевна вся превратилась в слух.
– Ну, я бы так не сказал… – задумчиво протянул Паташон. – По-моему, имеет смысл…
Тут – очень вовремя, ничего не скажешь! – залаял мерзкий бульдог еще одного соседа по лестничной клетке, отставного комитетчика Петра Павловича. Громкий злобный лай полностью заглушил продолжение речи Паташона и ответ Пата. До Ольги Терентьевны донеслись лишь два слова – «детский сад».
Пока отвратительная псина нарушала тишину, ночные работнички явно пришли к согласию, поскольку вернулись в квартиру.
Ольга Терентьевна осталась стоять у двери, осмысливая услышанное.
Детский сад?! Господи, что этим громилам понадобилось в детском саду? Припарки для покойника?!
Вдруг вспомнились страшные истории, которые рассказывали друг другу студенты Политеха. Истории о безумном убийце, который уводил детей из дворов – и из детсадов тоже! Если изувер как-то связан с комитетчиками, то понятно, почему его не могут найти: милиция всегда побаивалась лезть в дела ЧК-НКВД-КГБ. А для обычных людей это и вовсе смерти подобно…
Закусив губу, Ольга Терентьевна мрачно взглянула на нехорошую квартиру – и не поверила глазам, увидев небольшую полоску света. Пат и Паташон, увлеченные спором, не заметили, что не захлопнули за собой дверь.
.Несколько секунд Ольга Терентьевна стояла в растерянности, но потом решилась. Это судьба! Если ночные работнички действительно причастны к пропаже и гибели детей – возможность узнать правду сейчас есть только у Ольги Терентьевны Бекетовой, пенсионерки шестидесяти пяти лет от роду. Закрывать глаза на настолько жуткое преступление при наличии свидетельских показаний не смогут даже милиционеры. Хотя, возможно, логичнее будет поискать сослуживцев того человека. Наверняка хоть кто-то из них еще жив – и в больших чинах…
Ольга Терентьевна одернула себя: о дальнейших планах можно подумать и позже, а сейчас пора действовать. Она открыла старый сундук, стоявший в прихожей, и достала оттуда огромные валенки – те самые, которые купила, едва приехав в эвакуацию. Конечно, зимние сапоги, которые появились в продаже лет пятнадцать назад, гораздо удобнее и красивее, зато в валенках двигаешься абсолютно беззвучно.
Потом надела пальто, на ходу обдумывая легенду. Тут, к счастью, все было просто: полоумная старуха ищет свою Хилечку.
Затем Ольга Терентьевна впервые со времен детства перекрестилась чуть дрожащей рукой.
Ну, двум смертям не бывать, а одной не миновать. С Богом!
Ни жива ни мертва, Ольга Терентьевна покинула свою квартиру и проскользнула в чужую.
***
Едва войдя в ярко освещенную прихожую, Ольга Терентьевна почувствовала, как уши обволакивает тишина – мягкая, словно вата. По всему получалось, что это один из приступов глухоты, которые со времен войны иногда накатывали. Ох, как же некстати! Господи, только не сейчас! Пожалуйста!
Ольга Терентьевна одернула себя, строго-настрого приказав не распускаться. Даже если уши отказали – глаза работают! Нужно увидеть как можно больше. Итак…
Она внимательно огляделась. Как и следовало ожидать, прихожая Крыловых была абсолютно безлюдна. Она почти не изменилась, только на крючках для верхней одежды висело множество мужских пальто, а в углу высилась гора пустых бутылок из-под мерзкого пойла, которое совершенно незаслуженно носило гордое имя «портвейн».
Размеры горы впечатляли. Неужели ночные работнички носили в коробках именно это, по меткому выражению современной молодежи, бухло?.. Неожиданно! Так, а на тумбочке для обуви что стоит? Ну-ка, ну-ка…
Ольга Терентьевна присмотрелась – и чуть не упала в обморок. Наверное, только окровавленный топор напугал бы ее сильнее, чем не по-советски симпатичные пустые судочки для еды с надписью «Ресторан Лазурный».
Ночь окончательно перестала быть томной. Ресторан с дурацким названием «Лазурный» считался самым лучшим в городе. Туда привозили дефицитные продукты, которыми не снабжали никакие другие городские предприятия общепита. Еда в «Лазурном» стоила дорого. Попасть туда было непросто: суровый швейцар, гордо возвышавшийся у входа, пропускал внутрь лишь тех, кого считал достойным столь великой чести. Доставкой еды клиентам на дом «Лазурный», конечно же, не занимался.
Если начальство ночных работничков обеспечило им обслуживание высочайшего класса – значит, это и в самом деле очень серьезные люди, несмотря на молодость и несерьезный вид. А вот алкоголем шефы, разумеется, подчиненных не снабжали. Так что пришлось ради экономии затариваться дешевым бухлом. Все логично!
Страх сменился ледяной решимостью. Двигаясь мягко и плавно, Ольга Терентьевна прошла из прихожей в короткий коридор, потянула на себя дверь комнаты…
И застыла как громом пораженная.
Комната была ярко освещена. До мелочей знакомый интерьер изменился до полной неузнаваемости. Вся мебель новые хозяева сдвинули к стенам. Ничего вроде бы не пропало, зато появилось множество опутанной проводами аппаратуры странного вида – Ольга Терентьевна никогда прежде не видела ничего подобного. В дальнем углу стояли две гитары современного типа – надо же, ночные работнички еще и музыкой балуются на досуге!
Впрочем, обитателям нехорошей квартиры сейчас было явно не до музыки. Все они столпились у самого большого аппарата и что-то напряженно обсуждали. Ольга Терентьевна напряглась, но не смогла расслышать ни слова. То ли молодые люди говорили очень тихо, то ли приступ глухоты пришел всерьез и надолго.
Поняв, что слов все равно не разобрать, Ольга Терентьевна сосредоточилась на зрении. Никаких сюрпризов не случилось: спорщики оказались знакомыми. Два офицера, Пат, Паташон и шофер – все, кто ездил на светло-зеленом «москвиче».
Больше в комнате не было ни одной живой души – ни женщин, ни детей, ни животных.
Мертвецов – Ольга Терентьевна повертела головой – тоже не наблюдалось, равно как и разрубленных частей тел людей и животных. От этого стало хоть немного легче.
Но расслабляться было пока рано. Ольга Терентьевна постаралась запомнить внешность всех присутствующих на случай, если придется давать ориентировку на розыск.
Тем временем спорщики явно пришли к какому-то решению. Пат и Паташон повернулись к прибору, рядом с которым сидели.
Офицер, которому совсем не шли длинные волосы (при ярком свете он оказался еще красивее, чем в ночной полутьме), взял в руки небольшой предмет – Ольга Терентьевна не смогла рассмотреть, что именно, – и направился… к дивану, как ни странно. Не снимая ботинок, лег на него и прикрыл глаза.
Именно в этот миг Ольга Терентьевна впервые подумала, что видит сон: очень уж дикая картина разворачивалась перед глазами.
Второй офицер подошел к платяному шкафу. Открыл его, достал толстое ватное одеяло, развернулся и направился к дивану. Подойдя вплотную, накинул одеяло на голову своего напарника и начал его душить.
Ощущение, что это всего лишь сон, стало еще сильнее.
Шофер тем временем последовал примеру второго офицера – достал из платяного шкафа толстенный матрас и тоже направился к дивану.
Ольга Терентьевна зажала руками рот, чтобы не закричать во весь голос. В растерянности бросила взгляд на Пата и Паташона. Увлеченные работой с прибором, они не обращали ни малейшего внимания на происходившее рядом убийство.
Шофер набросил на голову лежащего матрас и продолжил удушение вместо второго офицера. Тот внимательно оглядел комнату и направился к двери. Ольга Терентьевна выскочила в прихожую, а оттуда – на лестничную клетку, прикрыв, но не захлопнув за собой дверь.
Через минуту Ольга Терентьевна рискнула заглянуть в пыточную. Там все оказалось именно так, как и следовало ожидать. Гора пустых бутылок и судки из-под еды остались на своих местах, а вот пальто с крючков исчезли. Похоже, второй офицер и шофер собирались душить своего напарника всеми подручными средствами…
Ничего уже не соображая, Ольга Терентьевна выскочила из пыточной, захлопнула за собой дверь и бросилась к себе.
***
Ольга Терентьевна не помнила, как разделась и добралась до кровати. Пришла в себя лишь поздним утром – к счастью, в воскресенье не надо было идти на работу.
Выглянула в окно – как и следовало ожидать, светло-зеленого «москвича» и след простыл.
Умывшись, причесавшись и выпив три чашки дефицитного кофе, Ольга Терентьевна немного вернула самообладание и, вспомнив уроки отца, решила описать на бумаге плюсы и минусы увиденного ночью.
Самым главным плюсом было то, что, похоже, ночные работнички не имели никакого отношения к пропаже и гибели детей. Как минимум, Ольга Терентьевна не заметила ни одного доказательства их причастности к чудовищному злодеянию. А поскольку слухи об исчезновении малышей изначально казались недостоверными, это означало, что самый жуткий страх можно смело сбросить со счетов до появления новой информации.
Второй плюс – странные парни не пользовались служебным положением ради кутежей с девушками, которые зависели от представителей власти и потому не могли им отказать. Ольга Терентьевна лучше многих знала, как это бывает, и радовалась, что новые соседи не занимаются такими делами.
Третий плюс – животных ночные работнички, похоже, тоже не мучили.
Увы, минусов тоже хватало. Начать следовало с того, что в нехорошей квартире время от времени кого-то избивали. Крики боли, доносившиеся из-за стены, Ольга Терентьевна помнила отчетливо. На изредка случавшиеся галлюцинации они не походили абсолютно.
Но самое главное – прошлой ночью симпатичные парни из светло-зеленого «москвича» совершили убийство своего напарника, причем убийство очень подлое, жестокое и циничное. С этим следовало что-то делать.
Если бы, не дай Бог, пострадали дети или женщины – Ольга Терентьевна молчать бы не стала, хотя, безусловно, тщательно обдумала бы, к кому обращаться за помощью. Но погиб один из ночных работничков – возможно, виновный в очень тяжких преступлениях. Рисковать жизнью ради него следовало с осторожностью.
Ольга Терентьевна задумалась, где сейчас находится труп. Вряд ли его вывезли на «москвиче»: ночью автомобили ездят редко, и припозднившихся путешественников постовые милиционеры могли остановить просто от скуки. Значит, тело или за стеной – Ольга Терентьевна с трудом сдержала дрожь, – или лежит в одном из соседних дворов.
Значит, нужно дождаться, когда его обнаружат, разведать обстановку и действовать по обстоятельствам…
Придя к такому выводу и немного успокоившись, Ольга Терентьевна стала собираться на рынок, чтобы купить немного кислой капусты (ту, что продавалась в магазинах, есть было совершенно невозможно) и, если повезет, кусочек сала.
И на лестничной площадке, и в близлежащих дворах все было тихо. Похоже, тело пока не обнаружили.
Поездка на рынок оказалась очень удачной, но память об убийстве давила душу, словно тяжелый груз.
До вечера ничего особенного не произошло. Сна не было ни в одном глазу. В половине двенадцатого Ольга Терентьевна села у окна: караулить убийц во дворе она боялась.
Двор оставался тих и безлюден почти до часа ночи. Ольга Терентьевна уже собиралась идти спать, когда послышался шум мотора – сначала тихий, а потом более и более явственный. Ночные работнички все же приехали.
Как и в прошлый раз, сначала из салона вышли двое – и направились к багажнику за коробками. Второго офицера Ольга Терентьевна узнала сразу. Его спутник был длинноволос, как и погибший, но разглядеть лицо с высоты пятого этажа не удалось.
Когда двое пассажиров скрылись в подъезде, из автомобиля выбрались Пат и Паташон – рыжая шевелюра одного и очки другого были хорошо видны сверху. Они тоже забрали из багажника коробки и вошли в подъезд. Последним, как и в прошлый раз, машину покинул шофер. Он запер багажник и салон автомобиля, а потом тоже направился к входной двери.
Ругая себя за тупость, Ольга Терентьевна бросилась в прихожую – и сквозь глазок увидела Пата и Паташона, вносивших коробки в пыточную. Было очевидно, что второй офицер и его нынешний спутник уже успели войти.
Ольга Терентьевна дежурила у глазка всю ночь, но тщетно. Никто не выходил покурить, так что дверь пыточной оставалась запертой.
Похоже, ближе к утру Ольга Терентьевна все же заснула, поскольку, вздрогнув от шороха, увидела в глазок, как Пат и Паташон выносят из квартиры те же самые коробки – по виду тяжелые, – что и заносили туда в час ночи.
Ольга Терентьевна бросилась к окну комнаты – и увидела, как в салон автомобиля усаживается второй офицер. Взглянула на часы – они показывали половину восьмого. Следовало собираться на работу.
К множеству вопросов о ночных работничках теперь прибавился еще один. Что за коробки они таскают по два раза за ночь? Портвейн? Но, по ощущениям, гора бутылок легко влезла бы в одну из коробок и звенела бы при переноске. Что же находится в остальных? Например, в тех, которые только что с явным напряжением выносили Пат и Паташон?
Ответ нашелся неожиданно, заставив сердце екнуть. Если тело убитого офицера пролежало в квартире почти сутки, то проще всего его оттуда вынести, предварительно разрубив на части. Коробки – вполне подходящая тара…
Ольга Терентьевна схватилась за сердце.
***
К счастью, в тот день в библиотеке было мало посетителей, поэтому почти никто не мешал обдумывать жуткие события, случилившиеся в пыточной.
Ольга Терентьевна по памяти зарисовала расстановку аппаратуры и мебели в комнате, записала последовательность действий всех участников трагедии и задумалась.
С одной стороны, ситуация выглядела вполне логичной: пауки в банке нередко грызутся и пожирают друг друга. Так было при Сталине, сейчас ситуация наверняка не слишком-то изменилась.
Но почему жертва не сопротивлялась?! Парень просто прилег отдохнуть и не думал, что его начнут убивать? Допустим. Но почему убийцы устранили ставшего ненужным человека на чужой территории, где преступление вполне могли увидеть посторонние люди (что, кстати, и произошло)? Впрочем, если подумать, это вполне логично. В зданиях, где размещаются комитетчики, внимательных глаз гораздо больше, чем в обычном жилом доме. А постороннего человека, который узнает то, что знать не положено, убить гораздо проще и безопаснее, чем своего коллегу.
Что ж, логично. Но зачем понадобилось завозить в самую обычную советскую квартиру аппаратуру явно иностранного вида? Это просто прикрытие, чтобы сбить с толку будущую жертву? Или прослушка кого-то из жильцов дома – например, Петра Павловича, отставного комитетчика? Или техника предназначена для научных экспериментов, которые желательно скрыть от глаз начальства?..
Логично? Да, но не совсем. Чем бы ни занимались оснащенные по последнему слову техники ночные работнички, им незачем было колошматить друг друга (или посторонних) до полусмерти. А избиение случилось в одну из первых ночей после вселения странных парней в бывшую квартиру Крыловых – Ольга Терентьевна собственными ушами слышала крики.
Стоп! Может быть, в этом и заключалась суть исследования? Проверить, что испытывает избиваемый или убиваемый человек? Тогда красивый парень с длинными волосами – не офицер, а ничего не подозревающая жертва, которую поманили открытием великих тайн и подло убили?..
Версия была вполне логичной, однако чем-то не нравилась Ольге Терентьевне. Поняв, что ничего толкового сейчас не сообразит, она открыла городскую газету с программой телепередач на нынешнюю неделю – и обрадовалась: в субботу ожидался новый выпуск любимой программы «Что? Где? Когда?»
Ольга Терентьевна вздохнула. Эх, если бы можно было обратиться к знатокам за помощью! Они бы обязательно разобрались в этой странной истории. Но – она задохнулась от внезапного озарения – посоветоваться ведь можно не только со знатоками! В отличие от них, Ольга Терентьевна не связана ни временем на поиски ответа, ни кругом людей, с которыми можно проконсультироваться. Значит… значит...
Окончание в комментах.
Миди-2 с WTF
Название: В черном-черном доме
Автор: Лис с серебристым мехом
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: миди, около 12000 слов
Пейринг/Персонажи: Ольга Терентьевна Бекетова и ее новые соседи
Категория: джен
Жанр: немного крипи, немного абсурд
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда Ольге Терентьевне казалось, что все это она видела во сне, где по определению не может быть никакой логики. Но слишком уж ярки были воспоминания! Еле слышный скрип открываемой двери. В прихожей - гора пустых бутылок из-под портвейна и судки из-под еды с надписью «Ресторан Лазурный». В комнате – мебель, сдвинутая к стенам, и странная, никогда прежде не виданная аппаратура. И люди. Симпатичные молодые парни, которые спокойно и деловито убивали своего товарища…
Примечание: Фик написан по песне «Тихие игры» группы «Наутилус Помпилиус».
Предупреждение: Все герои фика и события, о которых в нем рассказывается, полностью вымышлены. Любое сходство с реальными людьми и событиями является случайным и непреднамеренным.
читать дальше
Окончание в комментах.
Автор: Лис с серебристым мехом
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: миди, около 12000 слов
Пейринг/Персонажи: Ольга Терентьевна Бекетова и ее новые соседи
Категория: джен
Жанр: немного крипи, немного абсурд
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда Ольге Терентьевне казалось, что все это она видела во сне, где по определению не может быть никакой логики. Но слишком уж ярки были воспоминания! Еле слышный скрип открываемой двери. В прихожей - гора пустых бутылок из-под портвейна и судки из-под еды с надписью «Ресторан Лазурный». В комнате – мебель, сдвинутая к стенам, и странная, никогда прежде не виданная аппаратура. И люди. Симпатичные молодые парни, которые спокойно и деловито убивали своего товарища…
Примечание: Фик написан по песне «Тихие игры» группы «Наутилус Помпилиус».
Предупреждение: Все герои фика и события, о которых в нем рассказывается, полностью вымышлены. Любое сходство с реальными людьми и событиями является случайным и непреднамеренным.
читать дальше
Окончание в комментах.